"Александр Степанович Грин. Приказ по армии" - читать интересную книгу автора

открытой равнины. Дрова эти, составленные тесными линиями
четырехугольников, не позволяли ничего видеть далее двадцати шагов.
Уже третий день в окрестности шли бои; иногда дым на горизонте
указывал пожар далекой деревни. Непрерывно падали за горизонтом тяжелые
пушечные удары; и тогда, казалось, к ногам, остановясь, подкатывается чуть
слышный толчок.
- Тебе когда-нибудь здорово попадет с твоим языком, - сказала девочка.
- Что? Из носа-то что течет? Небось, не сливки.
- Кровь, - сказал Жан, рассматривая запачканные пальцы. - Ничего. Мы,
мужчины, должны приучаться сражаться. А вы будете шить и плакать.
- Видать, что сражался. Глаз-то какой толстый стал.
- А наплевать. Все надо стерпеть. Зато как выросту и поступлю в
солдаты, станут говорить: "Эге, Жан Кароль будет генералом".
- Это ты-то?
- А что же? Вон сколько дров! Смотри. Столько солдат на свете и еще
больше. Все они могут стать генералами и отвоевать знамя. А тебе нечего
делать у нас.
Жанна задумалась. Машинально держась за рукав мальчика, смотрела она
на раскинутые по вырубке стены дров, представляя, что все это босоногие
Жаны с раскрашенными носами. В ее маленькой душе жила отвага ее знаменитой
тезки, но отвага, направленная к поучению и примирению. Ее глазки блеснули.
- И я бы вас встретила, - вскричала она. - Уж я бы вас отчитала. Вот,
Жан, если все эти дрова станут солдатами и закричат на меня, я им скажу:
"Ступайте домой, солдаты. Отдаю вам приказ по всей армии: драться нехорошо.
У нас курицу сегодня зарезали, вот так и вас всех зарежут. И постреляют.
У-у! Пошли, пошли. Разойдитесь. Наплачешься с вами, как вас побьют. Мы тоже
скоро уедем; уж по деревне все отцы говорят, что здесь нельзя жить. Чего
дома не сидите? Чего пришли? Раздумайте-ка воевать. Чтобы и духу вашего не
было. А то устанете и к обеду опоздаете".
Она воодушевилась, проголосив эту тираду стремительным и сердитым
звонком, но тут же соскочила с пня, на который встала ради величия, и
спряталась за Жана, успевшего только закричать: "Ай!" Над поленницами
взлетели сотни фуражек, и вся засада французов, выступив из-за прикрытия,
где отлежала бока, поджидая делавший обход германский эскадрон, с хохотом
повалила к девочке.
Судьбе угодно было показать и второй конец этого эпизода. Еще Жанна
сидела на плече рослого пехотинца, который, вертясь волчком, звал всех идти
полюбоваться "на исчадие антимилитаризма, опасное, как змея" - как, градом
прошумев в лесу, выкатился конный отряд.
Неожиданность, венчаемая малюткой, видимой подобно знамени всем,
произвела мгновенное действие холостого выстрела. Положение было странное и
глупое. Щелкнули затворы драгун, но дула опустились; француз стал вертеть
над головой носовой платок.
- Дальше, дальше, боши! - вскричала засада. - Мы обедаем. Читаем
"Берлинер Тагеблат".
И понемногу завязался разговор. Он кончился благополучно, как обычно
кончаются подобные случаи непредвиденного помешательства, и стычки не
произошло. Детей вывели на дорогу, приказали им идти домой. Жан злился.
- Дура, ты все спутала, - говорил он. - Вот попало бы драгунам на
орехи.