"Александр Грин. ПСС, Том 1. Рассказы 1907-1912" - читать интересную книгу автора

поймает большую рыбу, такую большую, "какую никто не ловил". Угольщик,
наваливающий корзину, вдруг видит, что его корзина зацвела, из обожженных им
сучьев "поползли почки и брызнули листьями"... Девушка из рыбацкого поселка,
наслушавшись сказок, грезит о необыкновенном моряке, который приплывет за
нею на корабле с алыми парусами. И так сильна, так страстна ее мечта, что
все сбывается. И необыкновенный моряк и алые паруса.


2

"Писатель N занимает особое место в литературе..." Эта часто
употребляемая в критике, до лоска стертая, штампованная фраза очень удобна:
она приложима едва ли не ко всем случаям и судьбам. Ведь каждый талантливый
писатель чем-то отличается от других. У него свой круг тем и образов, своя
манера письма, а стало быть, и свое, особое место в литературе.
Спорить против этой обиходной истины никто не станет, пока ее не
опрокинет сама жизнь. А такое порою случается. Приходит в литературу автор,
настолько необычный, что в сравнении с ним иные писатели - даже куда более
значительные - кажутся не столь уж своеобразными. Но тогда как раз ему, из
ряда вон выходящему, места и не находится. Критики не знают, что с этим
писателем делать, куда его отнести, на какую полочку пристроить. В 1914 году
Грин писал В.С.Миролюбову, редактору "Нового журнала для всех", где он
печатал свои рассказы:
"Мне трудно. Нехотя, против воли, признают меня российские журналы и
критики; чужд я им, странен и непривычен..."
Странен и непривычен был Грин в обычном кругу писателей-реалистов,
бытовиков, как их тогда называли. Чужим он был среди символистов, акмеистов,
футуристов... "Трагедия плоскогорья Суан" Грина, вещь, которую он оставил в
редакции условно, предупредив, что она может пойти, а может и не пойти, вещь
красивая, но слишком экзотическая..." Это строки из письма Валерия Брюсова,
редактировавшего в 1910-1914 годах литературный отдел журнала "Русская
мысль". Они очень показательны, эти строки, звучащие, как приговор. Если
даже Брюсову, большому поэту, чуткому и отзывчивому на литературную новизну,
гриновская вещь показалась хотя и красивой, но слишком экзотической, то
каково же было отношение к произведениям странного писателя в других
российских журналах?
Между тем для Грина его повесть "Трагедия плоскогорья Суан" (1911) была
вещью обычной: он так писал. Вторгая необычное, "экзотическое" в обыденное,
примелькавшееся в буднях окружающей его жизни, писатель стремился резче
обозначить великолепие ее чудес или чудовищность ее уродства. Это было его
художественной манерой, его творческим почерком.
Моральный урод Блюм, главный персонаж повести, мечтающий о временах,
"когда мать не осмелится погладить своих детей, а желающий улыбнуться
предварительно напишет завещание", не являлся особенно литературной
новинкой. Человеконенавистники, доморощенные ницшеанцы в ту пору, "в ночь
после битвы" 1905 года, сделались модными фигурами. "Революционеру по
случаю", Блюму родственны по своей внутренней сущности и террорист Алексей
из "Тьмы" Леонида Андреева, возжелавший, "чтобы все огни погасли", и
пресловутый циник Санин из одноименного романа М.Арцыбашева, и мракобес и
садист Триродов, коего Федор Сологуб в своих "Навьих чарах" выдавал за