"Александр Грин. ПСС, Том 2. Рассказы 1909-1915" - читать интересную книгу автора

выезжают. Мне жаль вас.
- Благодарю, - сказал Рег, - но мне более жаль вас, чем себя. Я выеду.
- Не слушайте его! - закричал человек в красном жилете. - Приезжайте,
уезжайте сколько хотите. Ваши дела нас не касаются. Глед? Я не знаю Гледа,
но знаю Фейта. Фейт - сам доктор, молодой человек. Его здесь нет, но он
непременно будет и даст вам все нужные сведения. Фейт молодчина: знаете, он
сбежал из больницы. Я не хочу, говорит Фейт, понимаете? Я, говорит, -
доктор, но лечить не обязан. Кто прав? Мы оставили этот вопрос открытым. Я -
Соррон, Соррон тысячу раз, хозяин; магазин этот мой и гости мои. Я свихнулся
и безобразничаю. Моя племянница умерла вчера, это была премилая девушка. Не
смущайтесь беспорядком; я торговал сорок лет, и мне надоел порядок, надоел
порядок, надоел окончательно и бесповоротно. Я одинок. Все одиноки. Я умру.
Все умрут. Тоже порядок, но скверного качества. Я хочу беспорядка. Хочу есть
горчицу с компотом, пить прованское масло с ликером, вымазать щеки соусом,
грызть окорок зубами и плевать в лампу. Это божественное в человеке. Какая
прелесть! Не нужно приборов, ножей и вилок, салфеток и десертных тарелок, -
ломайте зубы и пальцы, ешьте, и трам-тарарам! Четыре женщины! Вон та,
темненькая, была недурна три года назад, но много возлюбила и за это
наказана. Не обращайте внимания! Соррон веселится в пределах своего
магазина. Садитесь! Фейт? - Он придет, говорю я вам. Сядьте!
Толпа, окружившая Рега, хлынула вместе с ним к помосту, и бутылки
замелькали в воздухе. Рег сел на первую попавшуюся корзину; о нем сейчас же
забыли. Каждый говорил, не слушая других, но воображая, что на нем
сосредоточено исключительное внимание. Две женщины, обнявшись и ругая друг
друга, пели двусмысленные куплеты. Грустный мулат объяснял отставному
полковнику преимущество двойного удара в подбородок. Франт возбужденно
говорил всем о тягости жизни, сопровождаемой бесчисленными смертями; по его
словам, это действует на пищеварение.
Рег молча следил, пораженный, по-видимому, действительно приятным
состоянием духа каждого из собравшихся; едва уловимый, капризный тон голосов
и жестов производил странное впечатление. Так вели бы себя миллионеры,
вынужденные кутить в сельском кабачке; позы и лица носили высокомерный
оттенок. Он посмотрел на часы, решил до десяти ожидать Фейта, налил в пустую
жестянку из-под монпансье чего-то спиртного и выпил. Соррон встал, опираясь
маленькими веснушчатыми руками о край стола.
- Произношу тост, - заявил он, - я говорю. Что происходит в городе? В
конце концов мы помрем. К этой мысли привыкли. Это не торпеда, не удар по
голове и не оскорбление. С этим освоились. У меня путаются в голове три
вещи: жизнь, смерть и любовь - за что выпить? По логике вещей я должен
выпить за смерть. А впрочем...
Он лизнул пальцы, щелкнул ими над головой полковника, а Регу на
мгновение показалось, что это обмусленная рука ничтожества перелистывает
Великую Книгу.
- Впрочем, - продолжал Соррон, - я буду оригинален. Пью за ожидание
смерти, называемое жизнью; может быть, это тонко для вас. Кроме того, мы
имеем все причины жаловаться. Наступил голод, рабочие и негры осаждают
торгующих, требуя дешевых цен; торговля в убыток; лучше не торговать совсем.
Я так и сделал. Я ликвидирую. Кричите, делайте шум, кричите!
Он закричал сам, и полтора десятка вспотевших от напряжения людей
ответили ему яростным воем, стуча ногами и кулаками. Над столом поднялись