"Александр Грищенко. Вспять " - читать интересную книгу автора

Александр Грищенко


ВСПЯТЬ

Большое стихотворение в прозе

Город стоял в пустыне. Но пустыня была - далеко. Возможно, где-то рядом
с городом росли горы. Но это неважно. Главное, что пустыня - была. И была
повсюду.
Зато не было моря. Совсем не было моря. Никто его не видел. В этом-то я
уверен. Во всяком случае - был уверен. Поскольку тогда - моря точно не было.
Возможно, нет и сейчас. А еще раньше - до ближайшего моря караван шел
тридцать семь дней. Но потом - не стало моря. А ведь его могло и не быть
вообще! А до следующего ближайшего моря оказалось пятьдесят три дня пути. И
все это - по пустыне! О том, что за горами, которые скорее всего где-то
росли, протекал океан, некоторые догадывались, но об этом не было принято
говорить.
В городе никто не жил. В нем либо умирали, либо рождались. Как умерли
два моих деда. Один из них родился в пустыне, а другой в степи, у еще более
далекого моря. Как родился я. И брат мой. Но мы больше не живем в городе.
Один дед, тот, что родился в пустыне и разговаривал на языке
аборигенов, ныне забытом, сидел в центре города и руководил движением
поездов, которые перевозили через пустыню людей - в город и из города: одни
ехали туда умирать, другие - рождаться, а третьи уезжали. Ибо уже родились.
Или умерли.
Другой дед, тот, что родился в степи у моря, мечтал обучить меня
далекому степному языку, но не смог. Ведь я родился, а он - умер. Поэтому я
не помню ни деда, ни языка, на котором когда-то мог разговаривать. Зато мне
рассказывали, как дед - тот самый, что всю жизнь вспоминал о родной степи, -
делал из бронзы, из гранита и еще из чего-то, из чего обычно это делают,
больших усатых дядек. Я видел их фотографии. Один дядька - просто усатый,
зато с волосами. А другой - лысый, но еще с бородкой, а когда лысине было
холодно, он прикрывал ее каменной (или бронзовой) кепкой. И когда умер
усатый дядька без бороды - один из бронзовых или каменных, или еще из
чего, - мой дед очень плакал, потому что он делал этих дядек, делал - и
высылал из города, в пустыню. Чтобы в пустыне тоже что-то было. И стояли эти
усатые дядьки в пустыне, а мимо них, по железным рельсам, ехали поезда,
гонимые другим моим дедом, в пустыне родившимся и знавшим язык ее
аборигенов, давно забытый. А может, и аборигенов не было. А был только -
язык. Но в языке этом не было звука Щ. Поэтому фамилия моя, и деда моего, и
его сына, моего отца, - фамилия наша на этом языке не произносилась. А
только подразумевалась. Написать же ее было вообще невозможно. Но в одном я
точно уверен: в этом языке было слово - "умр", которое означало "жизнь".
Остальных слов - не было.
Итак, я покинул город. Или город покинул меня, выпрыгнул из вагона
поезда, проходящего через пустыню. Там и остался. В пустыне. А может, все
еще бредет по шпалам, пытаясь догнать тот поезд. Но тщетно! Поезда движутся
быстрее, чем города, но медленнее, чем усатые дядьки, бегущие впереди
печально известного локомотива. Однако город перемещается в пространстве все