"Джон Гришем. Золотой дождь" - читать интересную книгу автора

своей любимой скособоченной кушетке. После одного процесса, который длился
три недели и завершился сокрушительным поражением его фирмы, матери
пришлось вызвать "скорую", и отца на неделю упекли в лечебницу.
В конечном итоге фирма обанкротилась, и, ясное дело, вину за это
возложили на адвокатов. Дескать, веди они защиту более квалифицированно,
так и до банкротства не дошло бы.
Отец совсем спился и впал в жесточайшую депрессию. Годами он не мог
найти постоянную работу, что здорово меня подкосило, поскольку для оплаты
своего обучения в колледже общего типа мне приходилось подрабатывать
официантом и развозить пиццу по домам. За все четыре года моей учебы мы с
отцом едва ли перекинулись и парой слов. В день, когда я узнал о своем
зачислении в юридический колледж, я вернулся домой, пыжась от гордости.
Позже мама сказала мне, что отец уже неделю не вставал с постели.
А две недели спустя он менял лампочку в кладовке, когда (клянусь, что
не вру!) ножки лестницы подломились, и отец рухнул на пол головой вниз.
После этого он год пролежал в клинике, не выходя из комы, пока кто-то не
сжалился и не отключил его от аппарата искусственного дыхания.
Вскоре после похорон я предложил подать на врачей в суд, но мама
воспротивилась. Тем более что, как я и подозревал, в момент падения отец
скорее всего был "под мухой". И давно не зарабатывал ни гроша, а раз так,
то в соответствии с нашим гражданским законодательством жизнь его ценилась
не слишком высоко.
Моей матери выплатили страховку в размере пятидесяти тысяч долларов, и
она вышла замуж второй раз, но не за того, за кого бы следовало. Мой
отчим - в прошлом мелкий почтовый служащий из Толидо - прост, как пара
старых сапог, и львиную долю времени они проводят на танцульках или
болтаются по стране в трейлере "Виннебаго". Я в этих забавах не участвую.
Мать не дала мне ни цента из своих денег, сказав, что эти пятьдесят кусков
все, что у нее есть, чтобы начать строить свою жизнь, и, поскольку я уже
доказал свою способность жить на жалкие гроши, значит, мне эти деньги не
нужны. У меня впереди вся жизнь, и я еще успею заработать себе кучу денег,
а она - уже нет. Примерно так она говорила. Я, со своей стороны, вполне
уверен, что это Хэнк, ее второй муж, нашептывал ей на ухо финансовые советы
и когда-нибудь в будущем наши дорожки с Хэнком пересекутся.
Я окончу юридический колледж в мае, через месяц, и засяду за учебники,
чтобы подготовиться к экзаменам в июле на звание адвоката. Окончу я не
блестяще, без похвальных аттестатов, хотя значусь по успеваемости в первой
половине списка студентов моего курса. Единственный умный поступок за три
года обучения в университете - то, что самые необходимые и трудные курсы я
прошел пораньше и в свой последний семестр мог валять дурака. На эту весну
из предметов осталась просто ерунда: спортивное законодательство, законы,
касающиеся искусства, кое-что из Кодекса Наполеона и - что я особенно
люблю - юридические права стариков.
Из-за этих проблем я сейчас и сижу на шатком стуле, который вот-вот
рассыплется, за колченогим столом, в душном, жарком стальном помещении, где
полно самых разных и чудных "пожилых людей", как они предпочитают себя
называть.
От руки написанная вывеска над единственной в поле зрения дверью
торжественно возвещает, что это сооружение называется "Домом пожилых
граждан из "Кипарисовых садов"", но, кроме этого названия, вокруг нет ни