"Мирослав Гришин. Слезы (Рассказ священника, ж.ЗСЗ N 6 2007) " - читать интересную книгу автора

вымогать последние копейки у старух. Что я, вас, мошенников, не знаю, что
ли? Бее вы пьяницы и бездельники, работать не хотите, дурью маетесь.
Бы, попы, нарост на теле трудового народа. Бас надо срывать лопатой, а
на этом месте создавать что-нибудь полезное для людей: дискотеку, ресторан
или чего другое. А если ничего не подвернется - то пусть уж лучше пустырь
будет растоптанный, лишь бы вас не видеть и не слышать вашу брехню.
Короче. Если я узнаю, что Колька у тебя там опять крутится - пришлю к
тебе своих пацанов - они тебе руки-ноги арматурой переломают, инвалидом
сделают, если не поймешь по-хорошему.
А теперь, поп, давай, садись ближе к столу, выпьем с тобой по стакану,
да и закончим наш разговор".
Анатолий схватил бутылку водки и опрокинул ее в стакан так, что
горлышко звякнуло об донце стакана, ловко налил до краев.
- Бери, пей...
- Благодарствую за угощение, но я не потребляю.

***

Как я вышел из кабинета и добрался домой, не помню.
Казалось, что ещё немного, и я сойду с ума или умру. Предметы
расплывались перед глазами, и я не понимал, что со мной происходит.
Мне было невыносимо обидно и горько, что меня, Божиего иерея так
обезчестили, унизили, оплевали, надругались над моей Верой. Я упал перед
иконой Спасителя на колени и стал молиться.
- Меня гнали и вас будут гнать, - вспомнил я слова Христа и, кажется,
понял их смысл.
Я стал молиться словами Иисуса: "Прости им Господи. Ибо не ведают что
творят",- пытаясь преодолеть возникшее к Анатолию чувство отвращения и
жгучей ненависти. Умом я понимал, что нужно поступить по-христиански -
простить Анатолия, пожалеть его, в духовной темноте сущего.
Но жажда мести, как лесной пожар, охватила меня, и я ничего не мог с
собой поделать. Уста мои шептали слова молитвы: Спаси, Господи, и помилуй
ненавидящих и обидящих меня, и творящих мне пакости, и не остави их
погибнуть меня ради грешного",- а в сердце бушевали огнем совсем другие
мысли и желания.
Я забыл в тот час: Мне отмщение и аз воздам'.
"Господи, - взывало моё нутро, - почему Ты не заступился за меня -
своего иерея? Зачем ты позволил ему так поругаться надо мной и Верой
христианской? Почему Ты не оторвал ему голову и не выбросил её вместе с
поганым языком? Почему не рассадил ему чрево, не обратил его в камень или в
жабу?'.
Незаметно для себя я начал, в своём безумии, роптать на самого Господа
и на его Божью Волю, чуть ли не обвиняя Его, Владыку Вселенной, в
пособничестве Анатолию!!!
Я захотел плакать, понимая, что слёзы облегчат меня и приблизят ко
Господу, но слез не было, как я не тужился их вызвать, и с того момента душа
моя закаменела.

***