"Линда Грант. Все еще здесь " - читать интересную книгу автора

куда идти - мы, я и моя семья, остаемся здесь.
И сейчас, ожидая маминой смерти, я всем сердцем желала вернуться в
Румынию, где я знаю, кто я такая и зачем живу. Увлеченность работой помогает
смириться с одиночеством. Одинокая женщина в сорок девять лет - это, сами
понимаете, уже не смешно. Начинаешь всерьез опасаться, что любовь и желание
для тебя навсегда остались в прошлом. Конечно, это не смертельно, но, чтобы
с этим примириться, нужна большая внутренняя сила.
Мне было страшно тяжело без секса. Ни мужа, ни друга, ни любовника -
вообще никого и ничего. Неудовлетворенность жгла и раздирала меня изнутри.
На время я вообразила, что смогу преодолеть желание, обретя внутренний мир,
победить сексуальное влечение силой воли. Тогда-то и купила деревенский
домик неподалеку от Бержерака, на юге Франции. Там я приучала себя к
молчанию, вела постоянную борьбу с желанием вскочить и подбежать к окну,
заслышав шум проезжающего автомобиля. Часами я лежала на диване и
прислушивалась к тиканью часов в тишине: напряжение сдавливало грудь, и
громом отдавались в ушах мягкие шаги кошачьих лапок. Я напрягала волю,
заставляя себя не заснуть от скуки, насильно вгоняла себя в транс. Но
медитация продолжалась лишь несколько минут (а порой - и несколько секунд) и
сменялась тяжелой дремотой, в которой мне виделись города, утопающие в
жарком мареве, переполненные улицы, небоскребы со стремительными стеклянными
лифтами. Когда я выходила на улицу, надо мной простиралось высокое,
выцветшее, молчаливое небо. Чуть шелестела трава. Земля хранила свои тайны.
Все первое лето я пролежала в гамаке: купалась в тяжелом,
головокружительном запахе сирени и лаванды, герани и подсолнухов,
наслаждалась послеполуденным летним солнцем. Но на следующий год потеряла
интерес к дому с белеными стенами и выцветшей зеленой краской на двери, к
тропинкам, усыпанным гравием, к пруду, уже подернутому пеленой ряски, над
которым неустанно вились комары. На третий год я уже вовсе не выходила в
сад, а лишь смотрела из окна, как одни растения умирают и уступают место
другим, еще полным бездумной энергии; забытый гамак плесневел под зимними
дождями, а пленочка ряски на поверхности пруда превратилась в толстый
зеленый ковер. Заброшенный сад охватила борьба за существование: воины с
зеленой кровью вели здесь свои бесшумные битвы. Побеждали в них простые и
упорные растения - такие, как мох.
Переезжая во Францию, я воображала, что жизнь на лоне природы научит
меня одиночеству и поможет с ним примириться. Одиночеству предстояло стать
моей участью до конца жизни, и я не сомневалась, что смогу овладеть
искусством уединения. Но притворяться, что не нуждаешься в любви, когда на
самом деле она тебе нужна, - ложь, более того, преступление. Я выросла в
семье, полной любви. Сейчас, куда ни повернешься, повсюду слышишь жуткие
истории о том, как обижали людей их родители. Книги на эту тему расходятся
как бешеные, и каждый воображает, что самое худшее случилось именно с ним.
Но наше детство - и мое и Сэма - было счастливым. Родители нас обожали.
Всему свой черед под солнцем: когда-то я была молода и жадно рвалась жить, а
теперь у меня морщины, три миллиона в банке и самое время обрести душевный
мир в саду, под плетением вьюнков. Для меня настало время заглянуть в сердце
тайны, понять, что Бог любит малых и смиренных, - а вместо этого внутри меня
что-то яростно вопит: "Хочу! Хочу! Хочу!" Какая уж тут нирвана, какая уж
восточная философия!
Чего я хочу? Лучшего, что есть на свете. Когда? Прямо сейчас.