"Приговор приведен в исполнение" - читать интересную книгу автора (Кашин Владимир Леонидович)

10

Весна началась для Сосновского с того дня, когда ожила соседняя дача. С самого утра был он в приподнятом настроении, а к вечеру, тщательно выбрившись и надев новый костюм, отправился к соседям, чтобы наконец-то познакомиться с ними. Чем ближе подходил он к даче Петровых, тем медленнее становились его шаги. У калитки остановился, отер пот со лба. Сдерживая волнение, поймал себя на том, что под наплывом нахлынувших чувств как бы автоматически фетишизирует предметы неживой природы: невысокий забор, калитка, дом в глубине участка — все казалось ему волшебным, одухотворенным присутствием Нины.

Наконец он отворил калитку и, ощутив, как замирает сердце, побрел по тропинке к крыльцу. Толкнул дверь, она оказалась открытой, и без стука вошел в сени. В доме было тихо.

Сосновский робко кашлянул.

— Кто там? — строго спросил мужской голос.

— Прошу прощения. К вам можно?

— Войдите.

Он шагнул в комнату и увидел Петрова. Управляющий трестом «Артезианстрой» сидел в кресле-качалке с газетой в руках.

— Добрый день! Извините, пожалуйста. Я — ваш сосед. Неудобно как-то — второй год рядом живем, а все незнакомы. Моя фамилия Сосновский. Юрий Николаевич.

— Очень приятно, — хозяин встал и протянул руку. — Петров, Иван Васильевич.

Только теперь Сосновский как следует рассмотрел своего счастливого соперника. Глубоко сидящие глаза и тонкие, плотно сжатые губы. Часто это признаки сильного характера. И стоило Петрову улыбнуться, как художник залюбовался им — столько мужской решительности, уверенности было в каждой черточке волевого лица, которое так и просилось на полотно. Они были, пожалуй, одного роста, однако Сосновский почему-то почувствовал себя рядом с управляющим трестом каким-то маленьким, щупленьким интеллигентиком: его сразу покорило обаяние силы, которую словно излучал Петров и которая гипнотизировала художника. Сосновскому стало не по себе: он ощутил, что в сравнении с мужем Нины явно проигрывает.

Повинуясь жесту хозяина, он опустился на диван, а Петров снова сел в кресло.

Несколько секунд управляющий молча и пристально смотрел на Сосновского. Художнику казалось, что этот человек пронзает его взглядом насквозь.

— Чем занимаетесь, Юрий Николаевич? — спросил наконец Петров. И вопрос его прозвучал так, словно Сосновский пришел наниматься на работу.

— Я художник. Пейзажист, — смущенно, словно оправдываясь, ответил он.

В глазах строгого соседа, как показалось Сосновскому, мелькнули добрые искорки.

— О! Так вам только здесь и жить! — одобрительно произнес Петров.

— Я здесь и живу. И летом, и зимой.

В комнату вошла Нина Андреевна. Петров познакомил Сосновского со своей женой. Появление Нины создало атмосферу непринужденности, и Сосновский даже удивился этому: так спокойно воспринял он близкое присутствие женщины, о которой мечтал все последнее время. Скованность и неловкость исчезли, словно Нина взяла его под защиту.

— Я только что приготовила кофе, — сказала она приветливо. — Вы любите черный? Или с молоком?

Они пили кофе, Сосновский рассказывал о своих картинах, сожалел, что уже смеркается и поэтому сегодня нельзя их показать, — ведь при электрическом освещении они не смотрятся. Постепенно художник окончательно акклиматизировался и осмелел. Он не сводил взгляда с Нины Андреевны, а когда Петров снова углубился в газету, неожиданно сказал:

— А я ведь давно знаю вас, Нина Андреевна! Целый год.

— Как же так? — удивилась она. — Вы меня знаете, а я вас — нет? — И в больших ее светлых глазах появилось выражение игривого недоумения.

Сосновский подумал, что если бы он рисовал голубя мира, то нарисовал бы его с такими глазами, как у Нины, — светлыми, бездонными, открытыми.

— Очень просто. Я даже нарисовал вас. — И Сосновский начал рассказывать Нине Андреевне, какую роль она, сама того не ведая, сыграла в его творчестве. Он говорил так увлеченно, что даже не заметил, что Петров отложил газету и тоже внимательно слушает его.

— Как в сказке! — негромко произнесла Нина. — Но не ошибаетесь ли вы, полагая, что вдохновляла вас именно я. Мне кажется, любой человек, которого вы увидели бы тогда в лесу, натолкнул бы вас на то же творческое решение.

— Нет, нет, только вы! — горячо запротестовал Сосновский. — На другого человека я, скорее всего, и внимания бы не обратил. Когда увидите картину, сами поймете!..

— Товарищу художнику виднее, — неожиданно вмешался в разговор Петров. — Не спорь.

Сосновский вздрогнул и сразу низвергнулся с небес на грешную землю: таким иронически-снисходительным тоном произнес управляющий эти слова.

— Возможно, конечно, — забормотал Сосновский, снова становясь в своем представлении маленьким и ничтожным. — Но… но так уж случилось, что в тот день я встретил на опушке именно вас…

Петров встал и холодно взглянул на художника. Тот понял, что пора уходить.

Он долго благодарил за прием, за кофе, хотя Петров все так же холодно смотрел на него, — настойчиво приглашал соседей к себе, в мастерскую.

— Зайдем как-нибудь, зайдем, — говорил Петров, провожая его до калитки. — Мы сюда на все лето переедем.

…Уснуть в ту ночь Сосновский не мог. Ему и легко было на душе, когда вспоминал беседу с Ниной, и в то же время как-то неловко, словно совершил он нечто предосудительное. И если бы не эта ложка дегтя, художник ощущал бы себя самым счастливым человеком на свете.