"Я.И.Гройсман. Валентин Гафт " - читать интересную книгу автора


Первые мои воспоминания связаны с пребыванием на Украине у бабушки,
примерно в 1940 году. Я сижу где-то во дворе на бревнах, а мама и бабушка
идут с рынка и дают мне большой-большой красный помидор. И я ем этот
громадный, красный, конечно, немытый помидор, и сейчас кажется, что таких
помидоров я больше никогда не ел.
А родился я в Москве на улице Матросская тишина. Помню счастливый день,
когда мне купили голубой трехколесный велосипед. Погода была хорошая, но я
боялся выйти из подъезда покататься по тротуару вдоль нашего дома, так как
там бегала взад-вперед какая-то собака. Потом я осмелел и выходил, но в тот
день ездил в коридоре и в квартире.
Хорошо помню наш подъезд и весь пятиэтажный дом. Напротив была
психиатрическая больница, справа тюрьма "Матросская тишина", слева - рынок,
еще левее студенческое общежитие МГУ. А через дорогу была школа, в которой я
потом проучился десять лет и где учились только мальчики.
Очень хорошо помню день, который мог быть роковым в нашей жизни, в
судьбе нашей семьи. 21 июня 1941 года мы должны были ехать на Украину, в
город Прилуки. У нас была домработница Галя - чудесная девушка с Украины,
помогавшая маме по хозяйству. Тогда было трудно с билетами, и Галя, простояв
на вокзале целую ночь, достала билеты, но ее обманули и билеты были какие-то
недействительные. Я впервые услышал тогда слово "аферистка" в доме:
говорили, что какая-то аферистка обманула Галю. Поехали на вокзал, поменяли
билеты, и должны были отправиться на другой день. И вот 22-го, как раз
утром, по радио выступил Молотов о том, что началась война. Конечно, тот
поезд, на котором мы должны были ехать 21-го, наверняка попал под бомбежку.
Такая судьба ждала нас всех.
Все воспоминания и образы тех лет очень отрывочны и бессвязны, так как
в начале войны мне не было и шести лет.
Когда началась война, мне казалось, что я буду видеть ее через окно.
Там будет забор какой-то, вдоль которого будут ходить пограничники с
собаками, и наши с собаками обязательно победят всех немцев, так как я
верил, что у нас очень сильные пограничники и замечательные собаки. Но
первые впечатления от войны - это очереди в булочных, куда мы ходили с моей
тетей Феней, и воздушные тревоги. Нас будили ночью и вели в какое-то сырое
подвальное помещение. Трубы, ночь, очень много детей, визг, крики, хочется
спать, а ты мерзнешь и трясешься от холода и страха.
В одну из бомбежек бомба упала рядом с нашим домом и попала в магазин,
который почему-то назывался женским, и почти все, кто там был, погибли. С
тех пор не могу выносить подвалов, потому что они напоминают мне бомбежку, в
них пахнет проросшей картошкой и сырой известкой.
Отец сразу ушел на фронт добровольцем, но мне почему-то запомнились
проводы моего двоюродного брата - маминого племянника, который также ушел
добровольцем в неполные двадцать лет. Он тогда был уже в военной форме, я
прижимался к нему, еле доставая лбом до пряжки ремня, а потом убежал в
другую комнату и первый раз в жизни заплакал. Это замечательный человек. Ему
повезло, он остался жив, но его под Москвой так шарахнуло, что одна нога
сейчас короче и осталось одно легкое. Оба маминых родных брата и сын одного
из них пошли на фронт и погибли под Сталинградом. Когда война кончилась,
мама несколько лет ходила на Белорусский вокзал в надежде кого-нибудь из них
увидеть. Но никто не вернулся.