"Иван Громов. На перекрестке времени" - читать интересную книгу автора

в моих стенах, суждено сбыться их счастью.
Помню, как завезли мебель: как вкопанные, стали у подъезда мохнатые, в
пушистом инее, битюги, и два мужика терпеливо стали перетаскивать в комнаты
стулья, шкафы и столики, специально купленные в магазине на Тверской для
меблировки спальни. Как принесли старое, расплывчатых форм трюмо с мутными
благородными зеркалами и тяжелый, как камень, письменный стол, и черный
рояль с гулким медным нутром, и книжный шкаф, по застекленным дверцам
которого пущен был узор в виде стеблей диковинных растений, чем-то
напоминавший узор перил на моем балконе, по прихоти архитектора
распустившихся флорой позднего, умирающего модерна.
В коридорах еще пахло воском натертых полов, свежими обоями, наклеенными
на газеты с сообщениями о новом наступлении и новых военных поражениях, но
Анфиса, прислуга, поселившаяся в первом этаже в комнатке возле кухни, сразу
начала топить - и комнаты с каждым днем напитывались теплом, обрастали
уютом новой обстановки. Позднее я убедился, что каждому дано
довольствоваться малым, и все эти салфеточки, ширмы с павлином, чернильницы
в виде черепахи, часы с пастушками вовсе не были необходимы. Но ощущение
уюта, со строгим вкусом и любовью организованного комфорта - потом навсегда
утраченное - до сих пор сладко манит меня.
Не раз заезжал сам Александр Александрович. Порывисто взбегал по
лестнице, проходил по комнатам, уверенно стуча каблучками, и в угловой
оглядывался:
- Тэк-с...

Ему так приятен был ход перемен! Здесь уже обрисовывался кабинет, рядом -
библиотека, детская, спальня. Завершенность наступила, когда привезли
книги. Хозяин сразу же распечатал несколько обернутых плотной желтой
бумагой пачек и заложил в фундамент будущей библиотеки словарь Брокгауза.
В день переезда, несмотря на внезапную ростепель, Анфиса впервые
развела в гостиной огонь в камине. У его открытой плитчатой
пасти, переливающейся синими угольями, накрыли стол. Из кухни
густо пахло бульоном, горячими пирожками, уткой, печеными
яблоками, жареной картошкой.
К обеду прибыли. Александр Александрович по-царски распахивал
двери, Наталья Андреевна восхищенно ахала, друг семьи Ефремов,
который бывал потом каждую субботу, прятал в бороде улыбку и
заинтересованно взглядывал по сторонам. В кабинете он не
выдержал и, взглянув на уютнейший зеленый абажур, сердечно обнял
хозяина:
- Хорошо, Сашенька, очень хорошо...
К столу вывели приодетого и причесанного Павлика. Открыли
шампанское:
- С новосельем!
Ночью Александр Александрович с какой-то особой нежностью
обнимал жену: все сбылось, сбылось! Жаль, что сбылось
поздновато... Он думал о том, что если бы приобрел собственный
дом пять, семь лет назад - то, конечно, добился бы большего.
Ведь собственный дом - это не только крыша над головой, это
психология. Это сила, уверенность, спокойствие и свобода.
Капитал, наконец. Он дорожил своей славой радикального адвоката,