"Ариадна Громова, Рафаил Нудельман "В Институте Времени идет расследование" [NF] (детс.)" - читать интересную книгу автора

- Да ты что? - изумился Савченко. - За три дня не успеешь такое простое
дело оформить? Нет, это определенно тебе отпускные настроения давят на
психику.
Линьков обернулся, стоя на пороге.
- Не верю я в тамошние простые дела, - загробным тоном сказал он. - Не
бывает там простых дел, и хлебнем мы горя с этой историей, помяните мое
слово. Прощайте, друзья, не поминайте лихом. Оваций не надо, памятников,
ежели что, тоже не требуется, а вместо духового оркестра пускай Валя Темин
разъяснит собравшимся адскую сущность взрывающихся полей, и тогда
общественность навеки запомнит день моих похорон.
Сказав все это, Александр Григорьевич Линьков снова вздохнул и
мужественно двинулся по направлению к Институту Времени.



1

Утром 21 мая меня разбудил телефонный звонок. Мне под утро всегда
особенно спать хочется, так что я хоть и вскочил, и трубку взял, но толком
не понимал, во сне это происходит или наяву. В основном я удивлялся, чего
это мне Шелест звонит, да еще в такую рань. Но Шелест не стал объяснять,
почему звонит, а только хмуро сказал:
- Вот что, Борис, немедленно приезжай в институт. Жду тебя, - я положил
трубку.
Тут уж я, конечно, проснулся насовсем, быстренько собрался, даже
зарядку аннулировал, наспех состряпал и проглотил яичницу и в автобусе все
думал: что же такое стряслось у нас в институте. Если из Москвы кто
прилетел, так чего ему не терпится, какого лешего людей прямо из постели
вытаскивают, когда в институте никому, кроме уборщиц, делать еще нечего.
Вошел я в вестибюль, и первое, что увидел, - стоит наш директор, а с
ним Шелест и еще какой-то гражданин, и лица у них у всех такие... Тут уж я
не то что понял, но просто почуял, что бедой пахнет. Поглядел я, как
директор валидол сосет, и у самого под ложечкой засосало. Директор
посмотрел не то на меня, не то сквозь меня, по мере сил улыбнулся и
полушепотом говорит:
- А, ну вот и Стружков появился, знакомьтесь, товарищи, это наш младший
научный сотрудник Борис Николаевич Стружков, а это - следователь
прокуратуры Александр Григорьевич Линьков. Значит, Стружков вас введет в
курс дела, а я, простите, должен уйти...
Я-то ведь все еще ничего не знал и не понимал, а потому тупо спросил:
- Простите, Вячеслав Феликсович, в курс какого дела?
Директор все так же, на полушепоте, объяснил, что просто оговорился и
что вводить товарища Линькова следует не в курс дела, а в специфику нашего
института. Потом он еще раз извинился, и они с Шелестом ушли, а мы с
Линьковым стояли и разглядывали друг друга. Мне бы тут же спросить, что
случилось, но я как-то ничего не соображал, а только смотрел на
следователя и удивлялся, какая у него внешность нетипичная: лобастый,
очкастый, худой, как щепка, и лицо до невероятности вдумчивое и
задумчивое, будто он все мировые проблемы сразу в данный момент решить
рассчитывает. Наконец Линьков сказал, что, чего ж, мол, стоять без толку,