"Ариадна Громова, Рафаил Нудельман. Кто есть кто? (Фантастический детектив) ("Смена", 1969, № 8 - 18, отсутствует текст из № 9)" - читать интересную книгу автора

не годилось. Во-первых, ни одна из наших сотрудниц Аркадию даже
приблизительно не нравилась, а, во-вторых, если б такое свидание и вправду
было намечено, то Аркадий не стал бы так уж упорно скрывать от меня этот
интересный факт своей биографии. То есть он не стал бы бахвалиться,
конечно, и не назвал бы имени - это элементарно, однако, я уверен, он дал
бы мне понять, просто из мальчишеского самолюбия (которого у Аркадия
всегда хватало!), что, мол, он уже свои дела устроил преотличным образом и
не очень-то переживает из-за всей этой истории с Ниной.
Но я ничего этого Линькову не сказал, а только объяснил, что не с кем
было Аркадию в институте свидания устраивать.
- Да в общем-то все это не имеет существенного значения, - сказал
наконец Линьков. - Даже если Левицкий и собирался с кем-то встретиться, то
встреча эта, видимо, не состоялась. А если кто и был у него в лаборатории,
то все равно пока нет ни малейших оснований предполагать, что произошло
убийство.
Кто же мог бы уговорить Левицкого, чтобы тот проглотил снотворное и лег
преспокойно на диван, не пытаясь позвать на помощь? Вот в это уж
действительно трудно поверить на уровне простейшей житейской логики.
Конечно, Линьков был прав: убийство было так же невероятно, как и
несчастный случай, - все факты указывали на то, что Аркадий сам,
добровольно проглотил смертельную дозу снотворного. Никакого другого
истолкования всем этим фактам нельзя было подыскать. И все же... нет,
ничего я не мог с собой поделать!
- Как хотите, а не могу я в это поверить! - решительно заявил я
Линькову. - Слишком я хорошо знаю... знал Аркадия. Не мог он покончить
самоубийством!
Линьков с сочувствием поглядел на меня, но ничего не сказал.
На этом мы с Линьковым пока расстались. Он пошел по институту "выяснять
некоторые детали", а я направился к своей лаборатории, хоть меня прямо
ноги отказывались туда нести.
Аркадия уже увезли, лаборатория была заперта, я открыл ее ключом,
который утром, еще ни о чем не зная, взял в проходной, с трудом шагнул
через порог и стал тут же у двери, не зная, что делать. Комната была
пуста, чиста, и всю ее пронизывало быстрое слепящее трепетание солнечных
бликов и теней листвы, видимо, ветер на улице усилился. Я стоял и смотрел
на диван, где недавно лежал Аркадий, такой спокойный, почти довольный и от
всего уже страшно далекий, и так мне было тошно и жутко, что словами не
передашь.
Все в институте, конечно, уже знали, что случилось, по нашему
коридорчику-тупику то и дело проходили люди, кое-кто останавливался у
порога, пробовал со мной заговаривать, я, не оборачиваясь, почти
механически отвечал: "Да, правда... Нет, не знаю. Ничего мне пока не
известно... Нет, меня тут не было... Ребята, ничего я не знаю и ничего не
понимаю. Да, потом, наверное, выяснится..." - и прочее в том же духе.
Не знаю, сколько я простоял вот так, давая краткие интервью через плечо.
Наверное, не очень-то долго, - ну, сколько ж можно вот так торчать на
пороге собственной лаборатории, на виду у всех? Да и Нина вряд ли особенно
медлила:
наверное, как узнала, что следователь разговор со мной закончил, так
сразу кинулась меня разыскивать. Она почти втолкнула меня подальше в