"Иржи Грошек. Файф-о-клок" - читать интересную книгу автора

Или наоборот! Ведь нельзя же целую неделю размышлять о животноводстве?! А
вдобавок перечитаю что-нибудь вечное и жизнеутверждающее, вроде "Писем
Плиния Младшего". А "Сексуальную жизнь Древней Греции" подарю блондинкам.
Там есть интересная глава о сапфической любви и трибадизме!"
"К рассказу приступаю, чтобы сплести тебе на милетский манер разные
басни..." - прикидывает мужчина первую строчку для своего романа...
"Интересно, какая муха укусила Апулея?! - думает мужчина. - Откуда
снизошло на Петрарку божественное вдохновение?!" Здесь мужчина делает вывод,
что все добротные романы продиктованы свыше. Он с неприязнью глядит в
потолок и слышит, как топают соседи. То есть между небом и мужчиной еще
десять этажей полудурков. Которые глушат интересные мысли, словно КГБ -
"Голос Америки". "О боги! - заклинает мужчина. - Говорите громче! Я почти
ничего не понимаю!" Однако из атмосферы продолжает поступать что-то
нечленораздельное. "Вот почему хитроумный Ван Гог оттяпал себе ухо! -
восклицает мужчина. - Чтобы подбрасывать ухо к небу и слышать богов лучше!"
И действительно, никто не видел "Автопортрета с двумя ушами". "Чего бы себе
такое оттяпать?!." - размышляет мужчина...
То есть он думает измениться к лучшему и если не прожить свою жизнь
заново, то хотя бы - поле перейти. Иначе говоря, провести остаток дней в
трудах и благопристойностях. Мужчина садится за стол и заносит руку над
клавиатурой, чтобы напечатать первое предложение...
"К рассказу приступаю..."
Но тут "Папа Рома" закрывается на санитарный час, и всякие литературные
планы летят к чертовой матери. В жизни наступает период проветривания,
словно в психиатрической больнице. Балалаечники пересчитывают свои струны,
девки подтягивают чулки, бармен протирает бокалы... Я пробовал пару раз
отсидеться за столиком от пяти до шести, но ничего поучительного из этого не
вышло... А что моя жизнь? "Завтрак, обед и ужин" - как говорила Сфинга... И
в сорок пять писатель уходит на файф-о-клок. Чтобы артистично размочить
сухарики в чайной кружке. Это время авторских ремарок и редактуры, а все
литературное творчество сводится к расставлению запятых и многоточий...
- Однако пора возвращаться в издательство, - сказал Редактор, когда в
нашей приват-кабине возник Папа Рома и стал демонстративно разглядывать свои
наручные часы.
- Тикают? - поинтересовался я.
- Проваливайте! - пояснил Папа Рома. - И чтобы до шести часов вечера не
появлялись!
Так мы и сделали. Вышли с Редактором через парадную дверь и
распрощались на пороге. Он остановил такси и поехал в свое издательство, а я
решил прогуляться... А как прохаживаются видные литературные деятели?
Раком. То есть с многочисленными остановками и отступлениями, поскольку
обычный роман умещается в трех предложениях: "писатель садится за стол...";
"...писатель встает из-за стола"; а в середине - "ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля!".
И не важно, что действие длится всего один час. Это
"ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля!" писатель может развести до посинения. Тут главная
хитрость - найти подходящие персонажи, которые заговорят любого. И глупо
думать, что художник ищет обнаженную натуру, а писатель смотрит на авторучку
и представляет себе Жанну д"Арк. Ибо! У разного вида творчества - одинаковые
прибамбасы. Недаром же Зигмунд Фрейд разгуливал по спальным вагонам,
потихоньку заглядывал в купе и классифицировал шизофреников. Как они едут в