"Вторая мировая война" - читать интересную книгу автора (Лиддел Генри)

Глава 4 «Странная война»

«Странная война» — понятие, пущенное в ход американской печатью. Вскоре оно прижилось по обе стороны Атлантики и прочно закрепилось как название периода войны от падения Польши в сентябре 1939 года до начала наступления немецких войск на Западе весной следующего года.

Те, кто пустил в ход это понятие, имели в виду, что войны, как таковой, не было, поскольку между франко-английскими и немецкими войсками не происходило никаких больших сражений. На самом же деле это был период активной закулисной деятельности сторон. В середине этого периода с немецким штабным офицером произошел странный инцидент, настолько напугавший Гитлера, что в ходе последующих недель немецкий план ведения войны был полностью изменен. Старый план не имел бы того успеха, которого немцы добились с помощью нового.

Но миру все это было неизвестно. Поля сражений оставались спокойными, и люди думали, что Марс впал в спячку.

Популярные объяснения этого внешне стабильного состояния носили различный характер. Согласно одному из них, Англия и Франция, несмотря на объявление войны на стороне Польши, не относились серьезно к своим обязательствам и лишь ждали момента, чтобы начать переговоры с Германией. Не менее популярным было мнение, что Англия и Франция хитрят. В американской печати появилось множество сообщений о том, что верховное союзное командование преднамеренно приняло тонко продуманную оборонительную стратегию и готовит немцам ловушку.

И то, и другое объяснение далеко от истины. В течение осени и зимы, вместо того чтобы сосредоточить внимание на подготовке эффективной обороны от вероятного наступления гитлеровских войск, союзные правительства и верховное командование детально обсуждали наступательные планы против Германии и ее флангов, хотя в действительности они не имели возможности осуществить эти планы своими силами и средствами.

После падения Франции немцы захватили документы французского верховного командования и частично опубликовали их. Это был сенсационный материал. Документы свидетельствовали, что в течение зимы союзное командование обдумывало планы самых различных наступательных операций: план удара по Германии через Норвегию, Швецию и Финляндию; план удара по Рурскому бассейну через Бельгию; план удара по Германии через Грецию и Балканы; план удара по нефтеносным районам на Кавказе с целью отрезать Германию от источников снабжения нефтью. Это был конгломерат напрасных воображений союзных лидеров, которые пребывали в мире иллюзий до тех пор, пока их не привело в чувство наступление Гитлера.

Гитлер, будучи человеком, который в своих суждениях всегда стремился опередить события, начал обдумывать наступательные действия на Западе еще до завершения польской кампании и даже еще раньше, до своего публичного выступления с предложением о созыве всеобщей мирной конференции. Он уже начал осознавать, что любое подобное предложение навряд ли будет встречено положительно западными союзниками. Однако до выступления 6 октября Гитлер никому, кроме самых близких к нему людей, не говорил о своем намерении. Даже генеральный штаб узнал об этом лишь в тот момент, когда предложение Гитлера о созыве всеобщей мирной конференции было отвергнуто публично.

Тремя днями позже Гитлер изложил свои соображения в довольно пространной директиве командованию сухопутных войск. Главные его доводы состояли в том, что наступательные действия на Западе — единственно возможный для Германии курс. Директива представляла собой в высшей степени поразительный документ. Здесь Гитлер приходит к заключению, что длительная война с Францией и Англией истощит ресурсы Германии и поставит ее под угрозу смертельного удара со стороны России. Он полагал, что Францию необходимо принудить к миру наступательными действиями против нее; как только Франция выйдет из игры, Англия примет его условия.

Гитлер считал, что Германия в данный момент обладает силами и средствами, необходимыми для разгрома Франции. Главное, Германия имела превосходство в новом вооружении. Он говорил:

«Танковые войска и авиация в настоящее время достигли таких высот (не только как наступательное, во и как оборонительное оружие), что с ними не может сравниться ни одно другое оружие. Стратегический потенциал этих сил обеспечивается их организацией и четкой системой управления в бою. Таких сил нет ни в одной другой стране».

Признавая превосходство Франции в оружии старого типа, особенно в тяжелой артиллерии, Гитлер, однако, утверждал, что в «маневренной войне это оружие вообще не имеет сколько-нибудь существенного значения». А поскольку Германия обладала превосходством, имея новое оружие, можно было не принимать во внимание превосходство Франции по численности обученных солдат.

Далее Гитлер утверждал, что нельзя ждать и надеяться, пока Франция устанет от войны, поскольку «развитие военной мощи Англии привнесет новый военный элемент, который будет в высшей степени важен для Франции как психологически, так и материально», так как укрепит ее оборону.

«Прежде всего необходимо помешать противнику ликвидировать слабость в вооружении, и особенно в противотанковой и зенитной артиллерии, ибо это может создать равновесие сил. В этом отношении каждый прошедший месяц представляет собой для наступательной мощи Германии неблагоприятную потерю времени».

Гитлер проявлял беспокойство по поводу того, что «желание немецких солдат воевать» ослабнет, как только улетучится бодрящий эффект от легкого завоевания Польши. «Уважение солдата к самому себе было так же велико, как и уважение, которого он требует от других в настоящее время. Однако шесть месяцев затяжной войны и эффективная пропаганда противника могут развеять эти важные качества».

Гитлер полагал, что следует нанести удар как можно быстрее, чтобы не упустить время: «В нынешней обстановке время можно считать скорее союзником западных держав, чем нашим». Его меморандум заканчивался выводом: «Удар должен быть нанесен этой осенью во что бы то ни стало».

Гитлер планировал включить в зону удара и Бельгию: во-первых, чтобы получить пространство для маневра и обхода французской линии Мажино, а во-вторых, чтобы предупредить опасность вступления англо-французских войск в Бельгию и развертывания их сил на границе рядом с Руром, «в непосредственной близости от сердца нашей военной промышленности». (Как показывают французские архивы, именно этот вариант действий отстаивал главнокомандующий французской армией Гамелен.)

Выступление Гитлера с изложением своих намерений было полной неожиданностью для главнокомандующего сухопутными войсками Браухича и начальника генерального штаба Гальдера.

Подобно многим высшим немецким генералам, они не разделяли веры Гитлера в способность нового оружия преодолеть превосходство противников в обученной живой силе. Оперируя привычными столбиками цифр, отражающих число дивизий, они утверждали, что немецкая армия не имеет достаточно сил, чтобы одержать победу над союзниками. По их мнению, 98 дивизий, которые удалось мобилизовать Германии, уступали силам противника, тем более что 36 из этих дивизий были плохо вооружены и недостаточно обучены. Кроме того, сознавая, что война перерастет в новую мировую войну, они опасались фатальных последствий для Германии.

Браухича и Гальдера все это настолько обеспокоило, что они готовы были прибегнуть к экстренным мерам. Так же как и во времена мюнхенского кризиса, год назад, они стали обдумывать действия, направленные на свержение Гитлера. Идея заключалась в том, чтобы переправить с фронта отборные части в Берлин. Однако командующий армией резерва генерал Фромм отказался сотрудничать с ними, а его помощь была весьма важна. Фромм утверждал, что войска не подчинятся приказу выступить против Гитлера, ибо многие простые солдаты доверяют фюреру. Возможно, суждение Фромма о реакции войск было верным. Это подтверждают и многие офицеры, имевшие контакт с войсками и не знавшие о том, что обсуждается в высших штабах.

Основная масса войск и немецкого народа была одурманена пропагандой Геббельса о том, что Гитлер желает мира, а союзники полны решимости уничтожить Германию. К сожалению, союзные государственные деятели и пресса давали Геббельсу много пропагандистского материала, который он ловко использовал для маскировки захватнических планов Германии.

И хотя первый военный заговор против фюрера потерпел фиаско, Гитлер не смог осуществить наступательные действия осенью, как надеялся. Однако это обернулось для него пользой, а для всего мира, включая и немецкий народ, горем.

Предварительно начало наступления было назначено на 12 ноября. 5 ноября Браухич вновь попытался отговорить Гитлера от вторжения во Францию, выдвинув множество доводов против этого. Гитлер пренебрег его доводами и строго приказал начать наступление не позже 12 ноября. Однако 7 ноября приказ был отменен: метеорологи предсказывали плохую погоду. Начало наступления было отсрочено еще на три дня, а затем вновь и вновь переносилось.

И хотя установившаяся плохая погода была очевидной причиной для задержки начала наступления, Гитлер был вне себя от того, что приходилось уступать, и не хотел поверить, что все объясняется лишь погодой. 23 ноября он созвал высших военных руководителей на совещание. Решив развеять их сомнения относительно необходимости наступательных действий, Гитлер выразил беспокойство по поводу угрозы со стороны России, а также подчеркнул тот факт, что западные союзники не обращают внимания на его мирные предложения и наращивают свои вооружения. «Время работает на противника… Наша ахиллесова пята — Рур… Если Англия и Франция прорвутся через Бельгию и Голландию в Рур, мы окажемся в величайшей опасности».

Затем Гитлер упрекнул генералов в малодушии и трусости и объявил, что подозревает их в попытке саботировать его планы. Он напомнил, что начиная с занятия Рейнской области они были против каждого его шага, а ведь каждый раз его действия увенчивались успехом. Гитлер заявил, что ждет от них безусловного следования его идеям. Браухич попытался указать на особенности нового предприятия и на еще больший риск, сопряженный с ним, по лишь навлек на свою голову строгий выговор. В тот же вечер Гитлер имел личную беседу с Браухичем и устроил ему головомойку. Браухич подал рапорт об отставке, но Гитлер не принял отставки генерала и приказал ему повиноваться.

Тем не менее погода оказалась лучшим саботажником, чем генералы, и вызвала новые отсрочки вплоть до первой половины декабря. Затем пришлось подождать до Нового года и разрешить генералам рождественский отпуск. Однако и после рождества погода не улучшилась, и 10 января Гитлер назначил наступление на 17 января.

Но в тот самый день, когда Гитлер принял это решение, произошел весьма загадочный «случай». История эта упоминалась в многочисленных вариантах, но наиболее кратко ее изложил главнокомандующий воздушно-десантными войсками Германии генерал Штудент:

«10 января майор, назначенный мною в качестве офицера связи во 2-й воздушный флот, вылетел из Мюнстера в Бонн с задачей выяснить некоторые малозначительные детали плана у командования флота. При себе он имел полный оперативный план наступления на Западе.

Из-за морозной погоды и сильного ветра над замерзшим, покрытым снегом Рейном самолет сбился с курса и залетел на территорию Бельгии, где ему пришлось сделать вынужденную посадку. Майор не смог сжечь важный документ, следовательно, общее содержание немецкого плана наступательных действий на Западе стало достоянием бельгийцев. Немецкий военно-воздушный атташе в Гааге сообщил, что в этот же вечер король Бельгии имел долгую беседу по телефону с королевой Голландии».

Разумеется, немцы в то время точно не знали, что произошло с документами, но они, естественно, опасались худшего и должны были считаться с этим.

Интересно было наблюдать реакцию на этот инцидент у высших немецких руководителей. Геринг был в ярости. Гитлер хотел нанести удар немедленно, полотом решил полностью-отменить первоначальный план и вместо него принял план Манштейна.

Генерал Варлимонт, который занимал важный пост в штабе верховного главнокомандования, вспоминал, что 16 января Гитлер решил изменить свой план в основном из-за инцидента с самолетом. Это оказалось весьма неудачным для союзников, несмотря даже на, то, что у них появилось еще четыре месяца на подготовку, так как немцы отсрочили наступательные действия на неопределенное время (план полностью был пересмотрен и подготовлен только 10 мая). Когда же Гитлер приступил к осуществлению нового плана, союзники сразу же потеряли равновесие. Французская армия быстро капитулировала, а англичане едва успели спастись морем из Дюнкерка.

Естественно, возникает вопрос, была ли вынужденная посадка самолета с офицером связи случайностью. Можно было бы ожидать, что после войны один из немецких генералов, имевших к этому отношение, будет только рад представить себя в благоприятном свете перед теми, кто взял его в плен, утверждая, будто именно он организовал предупреждение союзников. Однако никто этого так и не сделал, и, казалось бы, можно поверить, что авария с самолетом была случайной. Но мы знаем, что глава немецкой секретной службы адмирал Канарис, который позже был казнен, предпринял немало тайных шагов, чтобы помешать Гитлеру в осуществлении его планов, и что как раз накануне весеннего наступления на Норвегию, Голландию и Бельгию этим странам были переданы соответствующие предупреждения. Мы знаем также, что Канарис действовал весьма скрытно и умел искусно заметать следы. Вот поэтому роковой случай 10 января все еще остается загадкой.

История происхождения нового плана не вызывает столько сомнений. Она связана с другим странным эпизодом, хотя и иного характера.

По старому плану, разработанному генеральным штабом под руководством Гальдера, главное направление наступления, как и в 1914 году, должно было проходить через центральную Бельгию: удар наносила группа армий «В» под командованием Бока, а группа армий «А» под командованием Рундштедта осуществляла наступление на вспомогательном направлении через холмистые и лесистые Арденны. Все танковые дивизии были приданы Боку, поскольку генеральный штаб считал Арденны непригодными для продвижения танков.

Начальником штаба группы армий Рундштедта был Манштейн. Друзья считали его самым способным стратегом из числа молодых генералов. Манштейн отмечал, что замысел первоначального плана слишком очевиден и в значительной степени повторяет план Шлиффена (1914 года), а значит, союзное верховное командование может быть готово к нему. Другим недостатком первоначального плана, по мнению Манштейна, являлось то, что немецким войскам пришлось бы столкнуться с английской армией, которая наверняка оказалась бы более трудным противником, чем французы. Более того, этот план не обещал решающих результатов. Вот что писал Манштейн: «Возможно, мы и смогли бы победить силы союзников в Бельгии, смогли бы захватить побережье Ла-Манша. Но также возможным было и то, что наше наступление окончательно остановилось бы у Соммы. Тогда сложилась бы точно такая же обстановка, как в 1914 году… И не было бы шансов достичь мира».

Обдумывая эту проблему, Манштейн пришел к выводу, что целесообразнее нанести главный удар в Арденнах, где противник будет захвачен врасплох. Однако прежде Манштейн должен был решить одни серьезный вопрос, по поводу которого в ноябре 1939 года он и проконсультировался с Гудерианом.

Вот как писал об этом Гудериан:

«Манштейн спросил меня, возможно ли продвижение танков через Арденны в направлении Седана. Он объяснил свой план прорыва через укрепления линии Мажино у Седана. По его мнению, так можно было избежать повторения плана Шлиффена, который был известен противнику. Местность, мне была знакома еще со времен Первой Мировой войны, и, изучив карту, я согласился с выводами Манштейна. Затем он убедил в своей правоте генерала Рундштедта и направил памятную записку в штаб сухопутных войск Браухичу и Гальдеру. Последние не согласились с Манштейном, но Гальдер все-таки доложил Гитлеру об этом варианте плана».

На идею Манштейна после беседы с ним в середине декабря обратил внимание штаба Гитлера и Варлимонт. Он рассказал о ней генералу Йодлю, который доложил об этом фюреру. Гитлер всерьез задумался над новым планом лишь после инцидента с самолетом 10 января. Однако прошел еще месяц, прежде чем Гитлер высказался в пользу этого плана.

Окончательное решение было принято при следующих обстоятельствах. Браухичу и Гальдеру не нравилось, что Манштейн настаивает на своей «блестящей» идее и таким образом выступает против их плана. Им удалось сместить его с занимаемого поста и отправить командовать пехотным корпусом, где он не имел возможности проталкивать свои идеи. Однако вскоре после перевода Манштейна на новое место службы его вызвал Гитлер. У Манштейна появилась возможность лично объяснить фюреру свой план. Эта встреча была устроена по инициативе порученца Гитлера генерала Шмундта — горячего поклонника Манштейна.

После этой встречи Гитлер «уговорил» Браухича и Гальдера. Им пришлось уступить нажиму фюрера и разработать план в соответствии с идеями Манштейна. Гальдер взялся за дело без особого желания, но он был способным офицером, и представленный им подробный проект плана являл собой образец стратегического планирования.

Примечательно, что Гитлер, заразившись какой-то новой идеей, сразу же начинал думать, что он-то и есть ее автор. В итоге заслуга Манштейна сводилась к тому, что тот согласен с фюрером: «Из всех генералов, с кем я говорил о новом плане на Западе, Манштейн был единственным, кто меня понял».

Если проанализировать ход событий после майского наступления, станет ясно, что старый план почти наверняка не привел бы к падению Франции. Этот план, видимо, позволил бы немцам лишь оттеснить союзные армии к французской границе, поскольку на главном направлении немцы наткнулись бы на хорошо оснащенные англо-французские силы и им пришлось бы пробивать себе путь по территории, насыщенной препятствиями — реками, каналами и крупными городами. Арденны могли показаться еще более трудным направлением. Но если бы немцам удалось прорваться через эту гористо-лесистую местность в южной Бельгии раньше, чем французское верховное командование осознало бы опасность, перед ними открылись бы безбрежные равнины Франции с прекрасными условиями для танкового наступления.

Если бы был принят старый план и если бы он зашел в тупик (это было возможно), война бы в целом развивалась совершенно иначе. И хотя маловероятно, что Франция и Англия вообще смогли бы сами разгромить Германию, определенные преграды на пути немецкого наступления дали бы этим странам выигрыш во времени для того, чтобы увеличить производство вооружения, особенно танков и авиации, и таким образом установить равновесие сил в этом новом оружии. Заверения Гитлера в скорой победе потерпели бы провал, и это подорвало бы веру в него в войсках и народе. Таким образом, застой на Западе помог бы сильной группе противников Гитлера в Германии заручиться большей поддержкой и осуществить планы свержения Гитлера, а это была бы уже предпосылка к миру. И независимо от того, как развернулись бы события, если бы было остановлено немецкое наступление, возможно, Европа избежала бы тех разрушений и бедствий, которые пали на ее голову в результате цепи событий, последовавших за поражением Франции.

Таким образом, Гитлер только выиграл от инцидента с самолетом, поскольку это повлекло за собой изменение плана наступательных действий, а союзники пострадали. Самое же странное во всей этой истории то, что союзники не извлекли пользы из неожиданно полученного предупреждения. Ведь с документов, которые не успел сжечь немецкий офицер, были сняты копии, которые бельгийцы незамедлительно передали французскому и английскому правительствам. Однако военные советники этих правительств были склонны рассматривать захваченные документы как дезинформацию. Эта точка зрения вряд ли была оправданна, ибо было бы довольно глупо пытаться таким путем ввести союзников в заблуждение, так как это только насторожило бы бельгийцев и заставило их более тесно сотрудничать с французами и англичанами. Бельгийцы вполне могли бы принять решение открыть границу и для усиления обороны впустить франко-английские армии.

Еще более странным было то, что союзное верховное командование не внесло никаких изменений в собственные планы и не приняло никаких мер предосторожности на случай, если германское верховное командование изменит главное направление наступления.

В середине ноября союзный верховный совет одобрил разработанный Гамеленом план «Д». Он представлял собой рискованный вариант ранее утвержденного плана, и поэтому английское командование сначала сомневалось в его целесообразности. Согласно плану «Д», как только Гитлер начнет наступление, союзные армии своим левым крылом должны нанести удар в Бельгии и затем продвигаться в южном направлении. Это было на руку Гитлеру, поскольку полностью соответствовало его новому плану: чем дальше левое крыло союзных войск продвигалось бы в центральную Бельгию, тем легче было бы немецким танковым соединениям преодолеть Арденны, выйти союзным войскам в тыл и отрезать их от остальных сил.

Исход становился еще более очевиден, поскольку союзное верховное командование направило большую часть своих мобильных сил для вступления в Бельгию и лишь немногие второсортные дивизии оставило для прикрытия фланга у выходов из «непроходимых Арденн». К тому же оборонительные позиции, занимаемые этими дивизиями, были особенно слабы в промежутке между оконечностью линии Мажино и укрепленными позициями, занятыми англичанами.

Черчилль, упоминая в своих мемуарах о том беспокойстве, которое всю осень испытывали английские штабы по поводу положения в этом районе, писал: «Министр обороны Хор-Белиша несколько раз поднимал этот вопрос в военном кабинете… Однако военный кабинет и наши военные лидеры, естественно, воздерживались от критики тех, чьи армии были в 10 раз сильнее наших». Когда в начале января Хор-Белиша ушел со своего поста после резких споров, вызванных его критическими выступлениями, этот вопрос практически больше не поднимался. В Англии и во Франции наблюдалась опасная и неоправданная уверенность в своих силах. 27 января Черчилль заявил о том, что «Гитлер упустил свою лучшую возможность». Это успокаивающее утверждение на следующий день появилось в заголовках газет. А в это время у Гитлера созревал новый план.