"Давид Гроссман. Львиный мед Повесть о Самсоне" - читать интересную книгу автора

своими родителями и они лакомятся медом с его ладони. Этот собранный им мед,
извлеченный из льва, становится для Самсона материальным выражением его
душевного отношения к родителям. Ему хотелось, чтобы они поняли: хотя у него
гигантские мышцы и сила, равной которой нет, он очень нуждается в их
понимании, любви, постоянном и неизменном одобрении. "Вот смотрите, - будто
говорит он им, пока потчует медом со своей ладони, - смотрите, что есть во
мне, кроме львиных мышц, гривы, которую мне запрещено стричь, и почти
царского предназначения, на которое я обречен. Загляните ко мне в душу, и
тогда вы поймете, что "из сильного вышло сладкое"".
Но скоро веселье миновало, и родителей вновь точат извечные сомнения.
Конечно, они ощущают его желание и потребность быть близким с ними - близким
по-семейному, в самом простом, житейском смысле слова; и они тоже хотят
близости с ним и чувствуют его любовь. Маною и его жене, как и всем
родителям, хочется любить своего ребенка. Но мешает его предназначение,
отнявшее его у них еще до рождения. Хотя оно же делает его предметом
родительской гордости, родителям не суждено понять Самсона, и это мешает им
любить его.
И еще: они точно знают, что подчиняться им он не станет. Ни в том, что
касается филистимлянки, которую упрямо желает взять в жены, ни в чем-то
другом, поскольку он подвластен иной силе, что выше их. Они понимают с
болью, а может быть, и с чувством вины, что его судьба - идти по жизни
одному, ибо его путь не похож ни на чей другой и они ничему научить его не
могут. Ничто в жизни не подготовило их к тому, чтобы стать родителями такого
человека, как Самсон. Взять хоть этот мед - один Бог знает, откуда он взял
его... Они радуются, но чувствуют какую-то тайну, которую разгадать не в
силах.
Из-за этого непонимания растет ощущение, что Самсон очень хочет
успокоить своих родителей - чтобы не боялись его, не боялись тайны, которая
сокрыта в нем. Он надеется, что этот мед поможет им поверить и поддержать
его, вселит в них уверенность в нем. Тогда они поймут, что он им предан.
Это важно, потому что воздух пропитан изменой. О ней не говорится
вслух, она не обозначена словом. Это не "обычная" измена, но потому-то она
ядовитее: если ребенок еще зародышем, в чреве матери, уже был отчужден от
родителей предопределенностью своей судьбы, то в атмосфере дома появляется
ощущение всеобщей лжи. Скрытой, глубокой и взаимной. Конечно, никто из них
не хотел того, что выпало им на долю всем троим. И с этим ощущением Самсон
проживет всю жизнь.
Трое на всем белом свете. Родители и ребенок, который "обобществлен"
еще до своего рождения. Сын-сирота при живых родителях... Тяжела его
ноша-жизнь, двойственная и противоречивая, - оставаться ли самим собой в
своем предназначении или быть верным своим родителям, таким от него
отличным. Всему меду мира не подсластить этот миг.
И наконец свадьба. Самсон вновь идет в Фимнафу. На сей раз идет туда
только с отцом, и мы размышляем: это был тогдашний обычай или же мать решила
не участвовать в брачной церемонии сына? А если она так решила, как следует
понимать этот вызывающий поступок? Как протест против своевольного решения
Самсона жениться на филистимлянке? Или она отказалась дать разрешение на
брак потому, что ее острая интуиция, женская и материнская, подсказала, что
удачной эта женитьба не будет?
"И сделал там Самсон пир, как обыкновенно делают женихи".