"Василий Семенович Гроссман. Фосфор" - читать интересную книгу автора

самыми крепкими словами, крепче русский язык не знал.
Компания наша подобралась, казалось, очень пестро: математик Думарский,
студент Высшего технического училища Ванька Медоров, Тедик - музыкант, Мишка
Семенов, совмещавший коня и лань - геологию и живопись. Я был химиком, но
химия не тешила мою душу. Входил в нашу компанию Абраша-Абрамео,
большелицый, бледный, со стоячей копной спутанных волос, с невероятной
биографией - он пятнадцати с половиной лет командовал полком, в семнадцать
был старшим следователем губчека, потом секретарем губкома комсомола. Ходил
он в ту пору в сандалиях на босу ногу, зимой и летом без шапки, заросший до
глаз курчавой бородой. У него была партийная кличка Христос. Мы же его звали
Абрам Гутанг. Став студентом МГУ, он оказался веселым, чуждым фанатизма и
совершенно инфантильным человеком, любившим кроссворды, викторины, страстным
игроком в военно-морскую игру, в крестики и нолики. Отличался Абраша могучим
женолюбием, считалось, что он способен уговорить любую студентку.
Оба наших женолюбца - Абрамео и Думарский - к водке были равнодушны,
главными питухами нашими считались Ваня Медоров и Мишка Семенов.
Медоров, впоследствии ставший ментором отечественного машиностроения,
говорил басом, был институтским общественником, носил всегда кожаную куртку,
казалось, он ее и ночью не снимал, лицо имел хмурое, широколобое и очень
почитал Есенина. Успехом он у девиц не пользовался, хотя был собой плечист,
крепко скроен. У него было длинное и безрадостное прозвище: "Шашнадцать лет
не спамши с бабой".
Мишка Семенов во хмелю бывал буен, обладал большой физической силой, ради
выпивки и душевного разговора мог пренебречь любым делом, в компании нашей
числился неизменным запевалой. Люди были разные - и характером, и
специальностью, и судьбой, и надеждами. Но имелось нечто, объединяющее всех
- фосфор, соль!
Действительно, все эти забубенные, веселые студенты, спорщики,
матерщинники, выпивохи, стали впоследствии знаменитыми людьми: наш Женька
Думарский читал почетный курс лекций в Сорбонне, и труды его изучались на
американских математических кафедрах; когда наш пианист давал концерты, люди
за квартал от консерватории спрашивали: "Нет ли лишнего билетика?", а когда
Тедька, ставший сорокапятилетним Теодором, дебютировал в Нью-Йорке, зал
Карнеги-Холл стоя приветствовал его. Иван "шашнадцать лет не спамши с бабой"
стал главным конструктором в гигантском станкостроительном объединении.
Сотни молодых инженеров разрабатывали его идеи. Он был награжден многими
орденами, стал многократным лауреатом Сталинской, а впоследствии и Ленинской
премий, два-три раза в год он летал специальными самолетами на европейские и
заокеанские конгрессы и конференции. Я уверен, что Абрамео тоже стал бы
выдающимся человеком, знаменитым деятелем, но жизнь его прервалась, он погиб
в 1937 году. Вот и Миша Семенов, наш запевала, оглушавший всех песней: "Ах,
зачем ты меня целовала, жар безумный в груди затая...", - теперь уже
академик, а Дом ученых недавно устроил выставку его картин, и
профессионалы-художники высоко оценили Мишины степные пейзажи.
Стал в конце концов известен и я, не как химик, к сожалению.
Единственный человек в нашей компании, не имевший фосфора и соли, не
блиставший в университетских аудиториях, был Давид Абрамович Кругляк.
Он и я учились на химфаке, вместе отрабатывали количественный и
качественный анализ, вместе ходили в студенческие столовые. У Кругляка
имелась комната на Садово-Самотечной. Когда-то в начале нашего знакомства я