"Василий Гроссман. Старый учитель" - читать интересную книгу автора

на автомобиле военный с двумя орденами.
- Это мои бывшие ученики, - объяснял он. И почтальону, приносившему
ему иногда сразу по два-три письма, он тоже говорил:
- Это мои бывшие ученики.
Они его помнили, бывшие ученики.
И вот он сидел утром 5 июня 1942 года во дворе. Рядом с ним, на
вынесенном из дому матраце, сидел лейтенант Виктор Вороненко с отрезанной
выше колена ногой. Жена Вороненко, молодая красавица Дарья Семеновна,
готовила на летней кухне обед и, наклоняясь над кастрюлями, плакала, а
Вороненко, насмешливо морща белое лицо, говорил:
- Чего плакать, Даша, вот увидишь, отрастет у меня нога.
- Да я не от этого, лишь бы ты был живой, - говорила Дарья Семеновна
и плакала, - я совсем от другого.
В час дня объявили воздушную тревогу: шел немецкий самолет. Женщины,
подхватив детей, побежали к щелям, оглядываясь, не подбираются ли жулики к
оставленным на столиках и табуретках продуктам. Во дворе оставался только
Вороненко и Борис Исаакович. Мальчишка кричал с улицы:
- Возле нас остановилась автоцистерна, это объект. Водитель удрал в
щель!
Собаки, изведавшие уже множество налетов, при первых же отдаленных
звуках немецкого мотора, опустив хвосты, полезли в щели следом за женщинами.
Потом на миг стало тихо, и мальчишки пронзительно известили:
- Летит... разворачивается... пикирует, паразит! Маленький городок
вздрогнул от страшного удара, дым и пыль поднялись высоко вверх, крик и плач
послышались из щелей. Потом стало тихо, и женщины вылезали из земли,
отряхиваясь, поправляя платья, смеясь друг над другом, счищая с детей пыль и
грязь, спешили к плиткам.
- А шоб вин сказывся, погасла-таки плита, - говорили старухи и,
раздувая пламя, плача от дыма, бормотали: - Шоб ему уже добра ни на тим, ни
на цим свити не було.
Вороненко объяснил, что немец сбросил двухсотку и что зенитки мазали
метров на пятьсот. Старуха Михайлюк бормотала:
- Та скорей бы уж немцы шлы, чтоб кончилось несчастье. Вчера в тревогу
какой-то паразит у меня с плиты горшок борща унес.
Во дворе знали, что сын ее Яшка убежал из армии и скрывается в
чердачной комнате, выходит на улицу только ночью. Михайлючка говорила, что
если кто заявит, то при немцах ему головы не снести. И женщины боялись
заявлять - немцы были близко.
Агроном Коряко, не эвакуировавшийся с райзем-отделом, а хваставший, что
уйдет с войсками в последнюю минуту, как только объявляли тревогу, бежал в
комнату - он жил в первом этаже, выпивал стакан самогону, - агроном
называл его "антибомбин", - и затем спускался в подвал. После отбоя Коряко
ходил по двору и говорил:
- Все равно наш город - это неприступная крепость. Подумаешь, разбил
дойч халупу!
Мальчишки первыми прибегали с улицы, принося точные сведения:
- Упала прямо против дома Заболоцких. Убило у Рабиновички козу;
оторвало ногу старухе Мирошенко, ее повезли на подводе в больницу, и она
умерла по дороге, дочь убивается так, что слышно за четыре квартала.
Вечером зашел к Борису Исааковичу доктор Вайнтрауб. Вайнтраубу было