"Вас.Гроссман. Годы войны " - читать интересную книгу автора

топографии. Для него единственной реальностью являлись квадраты
двухкилометровки, и он всегда точно помнил, сколько листов карты были
сменены на его столах, какие дефиле прочерчены синим и красным карандашом.
Война, казалось ему, шла на картах, её вели штабы. Синие стрелы движения
германских моторизованных колонн, выходившие на флангах советских армий,
казалось ему, двигались по математическим законам масштабов и скоростей. В
этом движении он не видел иных закономерностей, кроме геометрических.
Самым спокойным человеком был молчаливый дивизионный комиссар
Чередниченко. "Солдатский Кутузов", - прозвали его. В самые раскалённые часы
боёв вокруг этого неторопливого, медленного человека с задумчивым, немного
грустным лицом создавалась атмосфера необычайного спокойствия. Его
насмешливые лаконичные реплики, его острые, крепкие словца часто повторялись
и вспоминались. Все хорошо знали его широкоплечую, коренастую фигуру, он
часто прогуливался медленно, задумчиво попыхивая трубкой, либо сидел на
скамейке и, немного нахмурив лоб, думал, и всякому командиру и бойцу
становилось веселей на душе, когда видели они этого скуластого человека с
прищуренными глазами и нахмуренным лбом, с короткой трубкой во рту.
Во время доклада начальника штаба Чередниченко сидел, опустив голову, и
нельзя было понять, слушает он 15

внимательно или задумался. Лишь один раз он встал, подошёл к начальнику
штаба, посмотрел на карту.
После доклада командующий начал задавать вопросы генералу и полковнику
и поглядывал на дивизионного комиссара, ожидая, когда он примет участие в
обсуждении,. Полковник каждый раз вынимал из кармана гимнастёрки вечную
ручку, пробовал перо на ладони, затем снова прятал, а через мгновение опять
вынимал её, пробовал острие на ладони. Чередниченко наблюдал за ним.
Командующий прохаживался по залу, и паркет скрипел под его тяжёлыми шагами.
Лицо Ерёмина хмурилось, - движение немецких танков шло в обход левого фланга
одной из его армий.
- Слушай, Виктор Андреевич, - неожиданно сказал дивизионный комиссар, -
ты привык с детства к зелёным яблокам, что из соседних садов таскал, так до
сих пор этой привычки держишься, а люди, видишь, из-за тебя страдают.
Все поглядели на лежащие рядком надкушенные яблоки и рассмеялись.
- Надо не только зелёные ставить, действительно - конфуз, - сказал
Ерёмин.
- Есть, товарищ генерал-лейтенант, - улыбаясь, ответил секретарь.
- Что же тут, - произнёс Чередниченко и, подойдя к карте, спросил
начальника штаба: - Вы на этом рубеже предлагаете закрепиться?
- На этом, товарищ дивизионный комиссар. Виктор Андреевич полагает,
здесь мы сумеем очень активно и с наибольшим эффектом применить средства
нашей обороны.
- Это-то верно, - сказал командующий, - тут начальник штаба предлагает
для лучшего проведения манёвра произвести контратаку в районе Марчихиной
Буды, вернуть это село. Как ты думаешь, дивизионный?
- Вернуть Марчихину Буду? - переспросил Чередниченко, и в голосе его
было нечто, заставившее всех поглядеть на него. Он раскурил потухшую трубку,
выпустил клуб дыма, махнул по этому дыму рукой и долго молча глядел на
карту.
- Нет, я против, - проговорил он и, водя мундштуком трубки по карте,