"Елена Грушко. Рыбка (Сборник "Помочь можно живым")" - читать интересную книгу автора

судя по стойкому отвращению, которое испытывала к ним Мать до последнего
мгновения, чем-то похожи на этих... И Денива ощутила прилив мгновенной
тоски и острое желание поскорее оставить планету и взмыть в прекрасный
космос, следовать там своей межзвездной дорогой, изредка улавливая в
невообразимой черной глубине сигналы летучих длугалагских маяков,
собирателей и обработчиков информации для Межгалактических хранилищ Земли;
иногда опускаться на встречные планеты в поисках светоносной Жизни,
накапливать сведения, чтобы потом опять передавать их маякам и неведомым,
никогда не встречаемым на бесконечных космических дорогах сестрам, и
снова, снова в одиночестве отдаваться радостному вихрю движения, пока не
настанет и ее черед, умирая, дать жизнь новой неутомимой страннице, новой
разведчице, новой дочери великой Длугалаги.


Ольга накануне долго плакала, а утром еле открыла глаза. Тихонько
отодвинулась на краешек дивана, еще полежала немного, вслушиваясь в
непотревоженное дыхание Ромки, а потом сползла на пол и на цыпочках
выбралась из комнаты.
На кухне в ведре с водой дрожал солнечный луч, пуская зайчики по
небрежно выбеленной Стене. Ольга посмотрела на свое неопределенное,
дробящееся отражение и, кое-как собрав гребнем раскудрявившуюся косу,
натянула платье, скомканное на стуле. Надо было бы, конечно, взять что-то
другое, почище, не это - заношенное, но она боялась скрипом старого
гардероба разбудить мужа. Дверь открывала тихо-тихо, не дыша...
На дворе было еще свежо. Август - обманщик, приманит дневным теплом, а
ночью бьет поклоны близкой осени. Сонно шуршала вода за оградкой, еще
пахло ночной сыростью. Вверху, на взгорке, просыпалось село. На воде
дремал туман, но сквозь жемчужно-серую пелену неба пробивалась голубизна -
день обещал быть солнечным.
Ольга оглянулась на тусклые окошки и сбросила платье на замусоренную
плавником гальку.
Она плавала в тумане, и ей казалось, что вода холодно дымится вокруг ее
разгоряченного неспокойным сном тела. Тяжелая, серо-коричневая,
неспокойная вода... Ольга родилась, выросла, всю жизнь прожила на Амуре -
любила и боялась его, как будто он был живым, угрюмым и непостижимым в
своем величавом угрюмстве существом.
Она вышла на берег, хватаясь за борт лодки, потому что галька больно
колола ноги. Кое-как обтерла подолом покрывшиеся пупырышками, напрягшиеся
от холода плечи и руки, и натянула платье прямо на мокрое бельишко. Надо
бы скорее бежать в дом, но она, вздрагивая, сняла с кола цепь, забросила
ее в лодку, перелезла на корму и, взяв под банкой слегка отсыревший за
ночь ватник, скорчилась, будто хотела спрятать под этим подобием тепла
высокую, длинноногую, худую и озябшую себя.
Ольга потрогала свернутую косу. Волосы намокли. Ольга вытащила
гребенку, раскинула сырые пряди по спине. На шею подтекало. От холода и
неприютности снова подступили слезы.
Лодка мягко колыхалась у самого берега. Ромка вчера был так измучен,
что даже не снял мотор. Добро, не сыскался какой-нибудь ушлый да не унес.
Или Акимов - додумался бы, так и все его проблемы разом бы исчезли. И ему
легче, и Ромке проще. Ну что толку в этой Ромкиной маете? Ничего для Ольги