"Елена Грушко. Рыбка (Сборник "Помочь можно живым")" - читать интересную книгу автора

понять друг друга - этого им не дано.
Неужели не дано?
Она с ходу выгнала моторку на гладкий песчаный берег и сошла. Слезы
точили ее изнутри. Она легла на горячий серый песок под тальниками,
прикрывшись ватником теперь уже не от холода, а от растеплившегося солнца.
Спасибо, оно изредка застилалось длинными перьями белесых неопределенных
облаков, которые нещадно трепал верховик. Напористый ветер песчинки с
берега не вздымает, а так перепутает кроны, что сразу ясно: близка осень,
и разор в убранстве деревьев, и сумятица туч... Пока же светило солнце, и
млело небо, и тугой ветер надувал листву зеленым парусом, и Ольга,
зажмурившись, еще долго, долго слушала его голос, пока не уснула.
Сказались тревоги и маетные ночи: она проспала почти до заката, не
поворачиваясь даже на другой бок, не отрывая щеки от промоченного слезами
песка. Когда открыла глаза и увидела неподвижное расплавленное золото,
заполнившее берега, а над ним, за густо посиневшими сопками, желтую
полосу, переходящую в призрачно-зеленоватый туман, и сверху - фиолетовый
пожар наступающей ночи, - испугалась. Остро захотелось домой, но Ольга
спросонок, с одурманенной, тяжелой от жары головой, не сразу сообразила,
куда ей ехать. Пока что надо было выбраться из протоки в большую воду, а
там, наверное, она сориентируется по прибрежным огням и отметкам створов.
Она зашла по колени в воду и долго плескала себе на лицо, но протока
прогрелась и вода не освежала. Потом, пока спихнула лодку, прошло еще
какое-то время. И вдруг спохватилась: бензин-то на исходе! Вставила весла
и, неловко запрокидываясь назад, ловя носками банку для упора, пошла
махать обеими руками, пока не свело судорогой отвыкшие от гребли плечи и
не засаднило ладони. По счастью, миновав кривун, она вышла в устье протоки
почти сразу.
Небо уже погасло. Синева сопок смазалась. Серый сумеречный свет
приглушил очертания дальних берегов, но вблизи было видно хорошо. Ольга
решила, что как только минует устье протоки и нужно будет идти против
течения, она включит мотор. Тревога мутила душу. Как там Ромка? Сходит с
ума? Надо попытаться поговорить с ним еще раз...
Взглянув на замусоренную, беспокойную воду слива, там, где протока
впадала в реку, Ольга кинула взгляд на берег - и ее зазнобило. Берег был
как берег, с подмытым слоистым песком, но у самого обрывчика лежала серая
от древности и ветров разлапистая коряжина со множеством
щупалец-отростков, опутанных паутиной высушенных, как нити, водорослей.
Ольга опустила весла. Она вспомнила эти места. Здесь Ромка всегда ставил
сетку. Она поискала взглядом на воде метку-рогульку, но не нашла: сеть,
если она здесь стояла, легла, притопленная, на дно, а значит...
Ольга покрутилась у самого берега, оглядываясь в сумеречной мути, и
наконец нашарила в воде веревку, цепляющую сеть за коряжину. Перебирая по
ней руками, отчаянно вытягивала край словно бы чугунной, отяжелевшей сети,
попыталась поднять ее в лодку. Она была похожа на беспорядочно спутанный
узел. Ольга тянула, вцепившись в губу зубами, не слыша, что придавленно
стонет от натуги. И вот закипела вода, и Ольга, на миг остановившись
передохнуть, не разжимая окаменелых рук, уставилась на эту бьющуюся груду
серебра.
Казалось, от рыбы идет живой свет, и Ольга, которой однажды приходилось
помогать мужу на ночном лове, поразилась этому блеску. На миг подняв