"Елена Грушко. Венки Обимура" - читать интересную книгу автора

Наташка покосилась в окошко, на заколоченную избу в соседнем порядке. А
ведь и там могли совсем недавно, в том же марте-позимнике, крестины
праздновать, младенцу желать счастья... Да ведь кому счастье мать, кому
мачеха, кому - бешеный волк!
Ненила, приподнявшись, тоже старалась поглядеть в оконце. Зевнула сладко.
Недолго ей нежиться: завтра же привычные хлопоты начнутся. Она бы и нынче
уже колготилась, когда б не велся на белом свете обычай: класть на зубок
новорожденному непременно под материну подушку. Вылеживайся, бабонь-ка,
покуда нужда не согнала!
- Ох, сиротинушка наша, Степушка...- проронила Наталья.
- А не входи во грех! - сурово свела брови молодая мать.- С иным и в сыру
землю провалишься!
- Жалко, Ненилушка, подружки! Разве ее вина, что полунощник напущен?
Вольно Никифору в отхожий промысел подаваться было, да столь надолго?
Сказывала Степушка, ныло ретивое об нем. На печи широкой одной тесно,
мечусь, сказывала, как на горячих угольях...
- Бона! Дометалась! - прыснула Ненила.- Вспомни, Наташка, о прошлый год,
на Купалу, видение небесное было. Думали-гадали, куда это дым-огонь
посередь Семижоновки поде-вался, неужто в сырую землю вошел? Ан нет, вон
куда - к Степаниде. И не простой огонь то был - Змей Огненный! У него
голова шаром, спина корытом, хвост предлинный, саженей в пять. Кого
приласкала-то Степка?! - Ненила перекрестилась.- Тьфу!
Наталья отошла от окна, села на лавку.
- А коли явился - разве от него, лиходея, убережешься? - робко спросила
она.
- Стало быть, поважала она его. А поваженный что наряженный: отбою не
бывает. Хотела - убереглась бы. Насыпать на загнетку собранного крещенским
вечером снегу - и не сунется нечисть.
- Какой же снег на Купалу? - вскинула круглые брови Наташка.
- Припрет - так сыщешь и летом крещенского снегу. Бабы-лечейки в округе
есть, у них поди сберегается в глубоких кувшинах, в стылых погребах. А
коль снегу нету, помогают и кресты, на дверях-окнах назнаменованные -
наставляла Ненила.
Наталья задумчиво тронула зыбку, где сладко спал младенчик. Ее черная коса
раскудрявилась, щеки заалели.
- А сказывают,- несмело молвила она,- будто Змей не в своем обличье
является. Будто может он обернуться милым, желанным. Где тут беречься, где
противиться? - Она стиснула руки у сердца, но под Ненилиной усмешкой
потупилась.
- Все об Ивашке томишься? Иль как там его нынешнее прозванье? Иннокентий!
Тоже, нашла себе присуху... Замуж тебе, девка, пора! - качала головой
Ненила.- Гляди, почует ворог летучий твою печаль-тоску - доведет до
худобы, до сухоты, до погибели. И не вступайся ты, Христа ради, за
Степани-ду: которая баба совестливая да стыдливая, та прежде у людей
совета спросит, а они укажут, как узнать, кто по ночам приходит: настоящий
ли муж или сам нечистый. Дело нехитрое, мне и то ведомо. Как за стол его
посадишь, станешь потчевать, так притворись, будто ложку обронила, да
наклонись, погляди: не копытами ноги? не метет ли по полу хвост? И
Степанида об этой премудрости слыхивала - постарше нас, чай! Ан не схотела
чары порушить - вот и получай от мужа ременной плеточкой по белым плечам,