"Елена Грушко. Ночь (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Волны кудрей прекрасных...
Нарви для венка нежной рукой
Свежих укропа веток.

Опять Сафо! Ерасимов досадливо пожал плечами К тому же, в отличие от
этой древней поэтессы, Он воспринимал укроп только как непоэтическую при.
праву. Остро захотелось есть, и он грубовато спросил Музу, не проголодалась
ли. Он был немного раздражен, потому что вместо поэтического вдохновения
Муза наслала на него пока что лишь голод, а ничего хорошего у него не было в
запасе.
Когда он привел Музу на кухню и включил свет гостья вздрогнула так,
словно ток в лампочке шел через ее собственное тело, и еле сдержалась, чтобы
не нырнуть обратно во мрак прихожей.
- Что будешь? Колбасу жареную или яичницу? - Ерасимов распахнул
холодильник и уселся в сторонке, чтобы не мешать ей хозяйничать.
Когда - случалось такое! - в его доме бывали женщины, они
конструировали из стандартных яиц и колбасы сложные на вид сочетания,
аккуратно накрывали на стол, перемывали весь скудный запас посуды,
всевозможными способами готовили кофе, словно надеялись поразить Ерасимова,
может быть, привлечь, удержать его... Бог знает, в чем было дело, то ли в их
неумении готовить, то ли в однообразности исходного продукта, но Ерасимову и
сами эти женщины казались однообразными, как колбаса, яичница и кофе, а коли
так, ни одну не пытался он задержать у себя даже на день: какая разница, та
или другая?
Муза протянула руку в озаренные маленькой лампочкой недра холодильника
и ойкнула. Потом, восторженно что-то вскрикнув, поскребла тонкими пальцами
обмерзшую камеру. Разглядывала крошечный комочек снега, что-то шепча
изумленно, прижимала к лицу, огорченно качала головой, видя, как быстро он
тает... Длилось все это до тех пор, пока Ерасимов не потерял терпение, не
достал сам сверток с колбасой и несколько яиц, заботливо прихлопнув дверцу:
- Тепла напустишь, испортишь холодильник.
Поняла Муза или нет, но глянула робко, извиняясь. Потом долго и
опасливо рассматривала кусок "ветчины к завтраку", весь в толстых
вкраплениях сала. Яйцам вроде бы даже обрадовалась, зачарованно уставилась
на расплывшиеся розовые штампики на белых боках, словно раздумывая: какая же
птица такое снесла?
Кончилось тем, что Ерасимов яичницу приготовил сам, сам на стол подал -
сам и съел все, потому что Муза только беспомощно расширила глаза, прожевав
кусочек поджаренной колбасы. Ужинал Ерасимов долго и сердито, а она
терпеливо сидела на тонконогом табурете и смотрела на сковородку, газовую
плиту, полку с посудой...
Доев, Ерасимов демонстративно выждал: может, хоть со стола догадается
убрать? - но Муза не догадалась. Тогда он обиженно начал сам мыть тарелки, а
она, видно, обрадовавшись, что не надо больше сидеть на неудобной скамеечке,
подхватилась так стремительно, что крылья хлестнули по стене - с полки
посыпались, перегрохатывая друг друга, кастрюли!..
Муза сжалась в комочек между столом и газовой плитой, спрятав голову
под крыло, и вот тогда Ерасимов, ругаясь и пытаясь остановить кострюльный
полет, между делом и выдернул из ее крыла одно перышко: мягкое, легкое, но с
твердым, острым наконечником, - так ловко выдернул, что Муза, объятая