"Волшебный свет" - читать интересную книгу автора (Лэм Шарлотта)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

– С ума сошла! Рожать дома? Ты в каком веке живешь? Тут нужен врач, акушерка, больничное оборудование! Кто сейчас рожает дома, особенно в первый раз?

Дилан, морщась, потерла спину.

– Ехать в больницу еще опасней: схватки слишком частые, а вдруг не доеду?

Росс сел рядом и стал массировать ей спину.

Дилан почувствовала его сильные мускулистые руки, источавшие тепло, и вздохнула, блаженно расслабившись.

– Ох, как хорошо!

Не переставая работать руками, он наклонился и зашептал ей в ухо:

– Дилан, поедем, пожалуйста, в больницу! Я буду ехать медленно, осторожно. Ей-богу, здесь не те условия, ты рискуешь и собой, и ребенком. Я не переживу, если что-нибудь с вами случится.

– Как-то не верится, чтоб тебя уж очень волновала наша судьба, – пробормотала она, а про себя подумала: вдруг он прав, может, в самом деле лучше в больницу? Знать бы, как себя вести в таких случаях!

Но все мысли улетучились, как только подкатила новая схватка. Дилан пыталась выполнять дыхательные упражнения, но тело, уже не подвластное разуму, инстинктивно сопротивлялось боли.

– Обопрись на меня, – сказал Росс и стал теми же массажными движениями поглаживать ее напряженный живот.

Она послушалась, подчинилась его рукам, и дыхание постепенно стало глубже, ровнее. Что бы там ни было, ласки Росса всегда действовали на нее умиротворяюще. Когда боль отпустила, Дилан притихла и прижалась к нему: только бы не отпускал, только б не убирал руки!

В дверь тихонько постучали.

– Можно? – спросила Руфь.

– Да, конечно, – заторопился Росс, – заходите, посоветуйте, как нам быть. У нее схватки очень сильные.

– Что, так плохо? – Входя и пристально глядя на Дилан, спросила Руфь.

Дилан молча кивнула, решив не тратить сил.

– Я позвонила в «скорую». В местной больнице ни одной свободной койки. Говорят: «Лучше не везите, вес равно некуда класть». Посоветовали обратиться в другие больницы, но туда примут только по направлению, так что все равно придется ждать Генри.

– У нее схватки почти беспрерывные. Если ваш знакомый не появится с минуты на минуту, нам придется принимать ребенка самим.

Руфь оторопела.

– Как думаете, Дилан, уже скоро?

– Откуда мне знать? Я еще не рожала! – Она расслышала в своем голосе панические нотки и постаралась взять себя в руки. – Неужели в округе даже повитухи нет?

– Есть, конечно. Я пробовала ей звонить, она тоже на вызовах. Я оставила сообщение на автоответчике.

К полудню метель разыгралась вовсю, и за белой круговертью не видно стало свинцового неба. Северный ветер гнул голые ветви в саду; по сравнению со вчерашним холод завернул еще пуще. Даже Фред уже не рвался наружу из сарая, а спокойно жевал сено. Клио, свернувшись клубочком, дремала перед пылающим камином и лишь изредка приоткрывала глаза, когда хозяйка сновала мимо нее вверх по лестнице к двум незваным гостям и обратно.

– Ты туда не ходи, – строго-настрого предупредила ее Руфь.

Зеленые кошачьи глаза вызывающе сузились; отличавшаяся непокорным нравом кошка улучила момент и прошмыгнула в спальню, где металась по кровати незнакомая женщина.

– Понимает, в чем дело, – усмехнулась Руфь. – Сама дважды котят приносила.

– Жаль, что кошки говорить не умеют, – без улыбки откликнулся Росс. – А то, может, присоветовала бы что.

Дилан, бледная, с прилипшими ко лбу волосами, засмеялась через силу.

– Небось, думает: и чего она так вопит – дело большое!

– Ну уж не знаю, – возразила Руфь. – Кошки тоже орут как резаные. При такой боли трудно сохранять достоинство. Наверняка она вам сочувствует.

Росс вытер жене лоб влажной салфеткой.

– Где ж его носит, этого доктора? Руфь, может, позвоните ему еще раз?

– Да пробовала только что. Телефон опять молчит, и неудивительно, при таком-то ветре. Когда же они наконец надумают проложить телефонный кабель под землей? Каждую зиму одно и то же!

– Да, погодку ты себе выбрала для родов, – сказал Росс, ласково убирая жене волосы со лба.

Даже странно, что этот великан может быть таким нежным. Дилан было приятно, что он рядом, что заботится о ней; с ним гораздо легче переносить боль.

Наконец до них донесся снизу мужской голос.

– Руфь, ты где?

– Ой, доктор! – выдохнула Дилан.

– Слава тебе, господи! – подхватил Росс. – Я уж думал, он никогда не доберется.

Руфь проворно выскочила из комнаты.

– Поднимайся, Генри. Мы тебя заждались!

Они о чем-то пошептались на площадке, затем Генри вошел в спальню. Сначала пристально посмотрел на Дилан, оценивая ее состояние, потом перевел взгляд на Росса.

– Мое почтение! Муж, надо понимать? Хорошо, рожениц это, как правило, успокаивает. Однако прошу вас выйти ненадолго, я должен осмотреть ее без свидетелей, и потом вместе решим, что нам делать. А вы ступайте, передохните немного. Роды, знаете ли, и у мужчин отнимают немало сил. Поставили бы чайку, что ли? Я бы тоже не отказался.

Глаза Росса полыхнули; он не принял предложенного дружеского тона.

– Прошу вас найти ей место в больнице. Здесь рожать нельзя, это рискованно. Если что-нибудь случится, мы не сможем ей помочь.

Но Генри не так-то легко было сбить с толку. Он хорошо знал все приемы психотерапии.

– Я полностью с вами согласен. Первые роды должны проходить в больнице, под присмотром квалифицированных врачей и акушерок.

– Ну так садитесь на телефон и выясните, где есть свободная койка!

– Я уже выяснил. Ближайшая больница в тридцати милях отсюда.

– Тридцать миль! – ахнула Дилан. – Нет, так далеко я не поеду! Трястись тридцать миль в машине «скорой помощи» по скользкой дороге – ни за что!

Генри сокрушенно поглядел на нее.

– Голубушка, «скорую» вызвать не удастся. Там же фронт, раненых полно, дороги забиты брошенными машинами. Бригады не успевают по вызовам. И роды в данном случае не считаются приоритетом, если нет угрозы для жизни роженицы.

– Я сам ее отвезу, – вмешался Росс. – Я на джипе, доберемся как-нибудь.

– Нет! – Дилан отчаянно замотала головой. – Не поеду, мне страшно!

– Она права, – кивнул Генри. – Я сюда полчаса добирался на черепашьей скорости. На таком катке даже шиповка буксует.

– Говорят вам, я ее довезу! – повысил голос Росс.

– Нет! – простонала Дилан. – Не кричи, Росс. Без твоего крика тошно!

Он затравленно поглядел на нее и прикусил язык.

– В самом деле, вашей жене сейчас нелегко. Все-таки первые роды, необычная обстановка, она боится. Ваше беспокойство понятно, однако ничего не поделаешь: ей придется рожать здесь, иного выхода нет. Как-нибудь управимся. Идите ставьте чайник, а я пока ее осмотрю и скажу вам, на каком мы свете.

– Только правду! – потребовал Росс.

– Чистую правду! – заверил его Генри.

Росс обратил взгляд к жене, еще раз провел рукой по ее влажным волосам и, не сказав больше ни слова, вышел.

– Простите, мне так неловко за него.

– Да что вы, я привык к истерикам будущих папаш, – ухмыльнулся Генри. – В прежние времена у них было заведено напиваться в пабе, пока жена рожает. Не такой глупый обычай, между прочим. Мужчина в этом деле только помеха.

– Нет уж, лучше пусть будет здесь!

– Конечно, вам с ним спокойнее. Раньше с роженицей непременно оставался кто-нибудь из близких – мать, бабка или старшая сестра, словом, опытные женщины, порой умеющие принять роды лучше всякой акушерки. Теперь же мужчин призывают участвовать в деторождении, а они по-прежнему боятся. Иной раз в обморок падают! У меня один парень грохнулся прямо на жену, а тут ребенок идет. Так я не знал, кого ловить.

Дилан рассмеялась.

– Да нет, с моим такого не будет, уверяю вас. Он хорошо держался, пока вас не было, правда, Руфь? Гораздо лучше, чем я. А я, наоборот, в панику ударилась.

– Главный враг первородящих – страхи. Не знает женщина, что с ней будет, вот и паникует. И это понятно: люди больше всего боятся неизведанного. – Он повернулся к Руфи. – Кто это ей грелку в постель положил?

– Ей она помогает, я хотела, как лучше. Что, не надо было?

– Надо, надо. Просто по нынешним временам в домах с центральным отоплением грелки повывелись. Я хоть стетоскоп немного погрею, перед тем как ее слушать. А то от ледяного стетоскопа как бы у нее шок не случился.

Когда Росс внес в комнату поднос с чаем, Генри уже закончил осмотр и тихо переговаривался с Руфью, а Дилан, закрыв глаза, отдыхала после очередной схватки. Серые глаза Росса впились в неё и тут же переметнулись к Генри.

– Ну, как она?

– Всё хорошо. Она у вас молодец.

Росс с усилием перевел дух.

– А ребенок?

– И ребенок. Лежит превосходно, не волнуйтесь. Дилан – женщина тренированная, мышечный тонус отличный. Балерины обычно очень выносливы, так что сил на роды ей вполне хватит. Теперь уже скоро, час-полтора, я думаю. Вот увидите, все будет нормально.

Росс набрал воздуху в легкие и наконец-то вздохнул полной грудью. Руфь разлила чай и подала чашку Генри.

– Ты обедал? – спросила она, разглядывая усталые морщины возле его глаз и губ.

– Нет, с голоду умираю. Скоро уж двое суток, как работаю без передышки, почти не спал и что ел – не помню.

– Хочешь, супу разогрею и поджарю бифштекс?

– Нет, правда, Руфь? – заулыбался он. – Бифштекс – это грандиозно. Если б еще с помидорами и с грибами! – добавил он мечтательно.

Она посмотрела на него ласково и чуть насмешливо.

– Сделаем. И с жареной картошкой, да?

– Да! Если можно!

– А вы как? – перевела она взгляд на Росса. – Мясо у меня разморожено, мигом будет готово.

– Спасибо, с удовольствием.

– А вам, увы, придется потерпеть, – обратился Генри к Дилан. – Роженицам есть не рекомендуется. Процесс пищеварения мешает родовой деятельности.

– Что вы, я ничего сейчас проглотить не смогу. – Дилан устремила взгляд к окну, за которым все еще шел снег, но небо вдруг очистилось и стало ярко-голубым. – Смотрите! Солнце! – воскликнула она, и ей будто сразу легче стало. Странно, почему солнце так поднимает нам настроение?

Росс вмиг расправился с бифштексом и поспешил наверх, к Дилан. Генри и Руфь остались выпить кофе.

– Ну вот, теперь у тебя совсем другой вид. Наверно, сахара в крови не хватало.

– Просто старею, – безо всякого сожаления констатировал он.

– Да ладно в старики-то записываться! Ты – мужчина в самом соку!

– Скажешь тоже!.. – Он ухмыльнулся. – Хороший ты человек, Руфь. И почему ты одна осталась?

Она посмотрела в окно, и глаза ее затуманились.

– В молодости был у меня жених, Джо звали. Мы выросли вместе, он жил на Оук-Фарм. Со временем мы поняли, что любим друг друга, объяснились и решили пожениться будущей весной. Его родители были очень рады, выделили нам коттедж на ферме. Моя мама тоже готовилась к свадьбе. Как-то мы с ним на выходные поехали к его старшей сестре в Скарборо. В воскресенье Джо встал рано и пошел купаться. А вода была ледяная. Он утонул.

– Надо же, какая нелепая смерть!

– Жутко нелепая. Плавал он не слишком хорошо, да и нельзя сказать, чтоб воду очень любил. Чего его понесло к реке в такую рань – поди пойми! Видно, судорогой ноги свело. Местный рыбак заметил, что он тонет, и поплыл на помощь, но не успел.

Генри задумчиво поглядел на нее.

– И ты всю жизнь его оплакиваешь?

– Да нет. Ну, погоревала год-другой, но время все лечит, верно? Нет, я уж давно не вспоминаю про Джо. Просто почему-то больше никто не встретился, за кого бы я замуж захотела. Были, конечно, связи, но так, ничего серьезного. Джо я очень любила и на меньшее была уже не согласна. Всякий раз спрашивала себя: «Это настоящее, как с Джо, или нет?» И оказывалось, что нет. А лет в тридцать увлеклась работой, стало не до романов. Но потом и на карьере пришлось поставить крест и вернуться сюда, к матери.

– Ты очень самоотверженная женщина, Руфь, – произнес Генри так прочувствованно, что она вспыхнула.

– Глупости! Не могла же я запихнуть родную мать в богадельню. Нет, я ни о чем не жалею, правда, иногда тоска берет по городской жизни, только в мои годы трогаться с места уже поздно. Наверно, так и помру здесь.

Два часа спустя младенец появился на свет. Громогласная девочка со странно густой копной черных волос. Дилан смотрела, как Руфь взвешивает ее, голую, визжащую, на кухонных весах, накрытых свежей салфеткой.

– Пять фунтов две унции.[1]

– Хороший вес, – отметил Генри, уже осмотревший ребенка. – И вообще, все у нее на месте, особенно легкие. Слышите, какой диапазон?

– Слышу! Голосистая.

– Просто чудо! – восхитилась Руфь, заворачивая ребенка в чистую простыню и укладывая в старую корзинку для шитья.

Ничего более подходящего на роль колыбельки в доме не нашлось; корзинку выстелили сложенной простыней, и она оказалась как раз по размеру для маленького спеленатого комочка, который мгновенно перестал орать и трогательно засопел.

Пока Руфь и Генри хлопотали над Дилан и младенцем, Росс опять спустился на кухню заваривать чай.

Искоса глядя, как Руфь воркует над ребенком, Генри спросил:

– Тоже такую хочется?

Она вздохнула и усмехнулась.

– Мне уж поздно хотеть!.. Как будто тебе не хочется!

– Да, – кивнул он, – я тоже мечтал когда-то. Но Гвен, бедняжка, не могла родить. Не дал ей Бог такого счастья.

– По-моему, Гвен не создана для роли жены и матери! – отрезала Руфь и тут же, под его пристальным взглядом, покраснела, закусила губу. – Прости меня, стерву.

– Не любила ты ее!

– Не любила! – Руфь вздернула подбородок. – И она мне платила тем же.

Генри засмеялся.

– Что делать, она меня к тебе ревновала. Руфь растерянно захлопала глазами.

– Ко мне? Да ты что, с какой стати?

– Я как-то однажды обмолвился при ней, что восхищаюсь тобой. С тех пор она тебя возненавидела.

Вернулся Росс и в полном восторге уставился на маленькое, красное, сморщенное личико в корзинке. Его дочь!

– До чего хороша, правда?

– Очень! А какая грива – ну прямо ваша копия, Росс, – заявила Руфь и повернулась к Дилан. – Как назовете-то?

– Руфь, – сонно пробормотала Дилан.

Вымытая, причесанная, она лежала на свежей, пахнущей лавандой постели в чистой белой рубашке и ничего не чувствовала, кроме блаженной усталости. Руфь ужасно смутилась.

– Да что вы, зачем же, не надо!

– А что, красивое имя – Руфь! – задумчиво протянул Генри.

Дилан смотрела на них слипающимися глазами. Руфь разрумянилась от удовольствия и выглядела по меньшей мере на десять лет моложе. Да, подумала Дилан, она его любит, а он?..

– Руфь… – продолжал Генри, – «Книга Руфь» – одна из моих любимых библейских историй. Она была очень сильная женщина, Руфь. Муж ее умер, и она не оставила свою старую свекровь, а работала с утра до ночи, чтобы прокормить и ее, и себя, была для нее «лучше семи сыновей». Верность и преданность – редкие качества в наши дни, теперь люди думают в основном о себе, а насколько легче стало бы жить, если б на земле было побольше таких, как она.

– Мы – поколение эгоистов, – усмехнулся Росс. – Все привыкли считать главным свое «я», а другие пусть как хотят.

– Да, грустно, – кивнул Генри. – Спасибо, что есть еще на свете такие, как Руфь.

– Руфь – прелестное имя. – Дилан подавила зевок. – Нам оно очень нравится, и мы будем счастливы, если вы согласитесь стать ей крестной матерью, правда, Росс?

Они уже все обговорили между собой, пока Руфь готовила обед. Конечно, Росс поддержал идею Дилан, ведь Руфь так много для них сделала.

Растроганная, со слезами на глазах, Руфь проговорила:

– Я бы рада, но ваши родные не будут возражать? Ведь я вам человек посторонний.

– Не будут, – твердо заявил Росс. – Мы всем расскажем, что вы нам не посторонняя.

Для Дилан последние два дня стали бешеной скачкой с препятствиями. Теперь она радовалась, что все закончилось, что ребенок родился здоровый, но им с мужем еще предстоит серьезный разговор, и будущее их далеко не безоблачно.

А пока у нее на это нет сил. Веки будто свинцом налились, она сомкнула их и через мгновение крепко спала.

Когда она проснулась, в комнате царил полумрак, только завешенная лампа на столике отбрасывала слабый розоватый свет. Шторы были задернуты, и Дилан догадалась, что уже ночь. Росс сидел в кресле возле кровати с книгой на коленях и спал; лицо раскраснелось во сне, голова свесилась на спинку кресла, рот чуть приоткрыт, дышит ровно, спокойно.

От одного взгляда на него у Дилан участилось дыхание, набухли соски, тонкая ткань ночнушки стала влажной.

Господи, что это! Она приложила руку к груди и на миг даже испугалась. Но тут же ее осенило: грудь распирает, из нее сочится влага – это же Мать-Природа с ее чудесами! Теперь она сама стала матерью, и Природа позаботилась о питании ее ребенка.

А где он? Дилан резко приподнялась на постели, и натруженные мышцы болезненно откликнулись на это движение. Рожать – нагрузка еще почище балета, она чувствует себя так, будто оттанцевала несколько спектаклей подряд. Рука невольно потянулась к животу, помассировать его. Слава богу, плоский, не вздулся, но мышцы, наверно, совсем дряблые. «Как только на ноги встану, – подумала она, – сразу начну заниматься».

Росс пошевелился, медленно открыл глаза, тряхнул волосами и тревожным взглядом обвел комнату.

– Проснулась! – Он стремительно поднялся, уронив книгу, быстро поднял ее и шагнул к кровати. – Ну, как ты?

– Будто сотню миль пробежала, – поморщилась она и с беспокойством спросила: – А где моя девочка? Как она?

– Все в порядке, твоя девочка – просто чудо!

Росс улыбнулся, и от его улыбки сердце ее учащенно забилось. Все муки балета и деторождения – ничто по сравнению с муками любви. Разве она сможет жить без него?

Дилан с усилием сосредоточилась на том, что он говорил:

– Она внизу. Мы не хотели, чтобы она тебя разбудила своими криками. Тебе надо было выспаться.

Дилан сама удивилась, услышав свой спокойный голос.

– Принеси ее сюда, Росс, я хочу на нее посмотреть. Я так быстро отключилась, что и не разглядела ее хорошенько.

– Скоро принесу. Генри сказал, что прежде ты должна что-нибудь съесть и выпить, а потом будешь кормить маленькую Руфь. Он велел позвать его, как только ты проснешься.

Она отвернулась, чувствуя дрожь во всем теле.

– А который час?

– Десять. Ты проспала шесть часов, и малютка тоже. Не волнуйся, она все это время даже не пискнула.

Дилан похолодела.

– Так это же ненормально!

– Да успокойся ты! Я же сказал: все у нее хорошо, Руфь и Генри присматривают за ней. Лежи, я сейчас его позову.

– Он что, весь день тут провел?

– Нет, ездил по вызовам, а полчаса назад вернулся и зашел поглядеть, как ты спишь, пока Руфь готовила ему ужин. Не знаю, как он еще на ногах держится. На дорогах по-прежнему кошмар. В ночную смену дежурит его напарник, и Руфь уговорила Генри остаться на ночь.

– А ты? Тебе тоже надо поспать.

Он посмотрел на нее сквозь ресницы и насмешливо скривил губы.

– Мы здесь и вдвоем поместимся.

Дилан густо покраснела, синие глаза из-за расширенных зрачков сделались черными.

– Не смешно!

– А кто смеется? Я понимаю, секс на какое-то время исключается, но мы все-таки муж и жена, отчего бы нам не спать в одной постели?

– Оттого! – почти выкрикнула она. – И жену ему, и любовницу подавай – не многовато ли будет?

Росс стиснул зубы.

– У меня нет любовницы!

– Думаешь, я после родов памяти лишилась? Не надейся! Говоришь, ты не прикасался ко мне потому, что послушал сестру? Вранье! Я все знаю. Ты от меня отвернулся, потому что у тебя роман с Сюзи.

Голос у Росса стал каким-то надтреснутым.

– По-твоему, я мог так поступить с лучшим другом?

– Не знаю, что ты мог, но я привыкла верить своим ушам! Сюзи звонила тебе на мобильный и думала, что говорит с тобой. Называла «милым», шептала в трубку: дескать, она из-за Алана не может вырваться к тебе, но ждет не дождется этой ночи! Тут и дураку ясно! А твой лучший друг не переживет, когда узнает, что у его жены роман с тобой!

– Бред! Никакого романа, ты все себе напридумывала!

– Не лги мне! Зачем же она тогда сказала, что не хочет, чтобы Алан заподозрил? Что еще это может означать?

– Она не хотела, чтоб он догадался о наших планах.

– Я думаю!

– Ты можешь выслушать меня спокойно? Вчера у Алана был день рожденья, и мы решили устроить праздник в Йорке.

Дилан помолчала, в упор глядя не него, потом спросила?

– А почему ж ты мне не сказал про этот праздник?

– Потому что расстраивать не хотел. Ведь ясно же, что тебе нельзя было туда ехать.

– Нельзя было! Ну конечно! Ведь тогда бы и я догадалась, что между вами что-то есть.

– Нет между нами ничего! И не было! Она влюблена в своего Алана.

– Ага, и потому при посторонних смеется над ним и выставляет дураком!

– Да, – вздохнул Росс. – Мне тоже это не нравится, но такой уж у нее скверный характер. А любит она его по-настоящему. Да Алан на ее шпильки и внимания не обращает.

– Я не знаю, как на это можно не обращать внимания. Я б на месте Алана давно ей показала!

– Я бы тоже. Но Алан – не мы с тобой. Он тихий, добродушный, к тому же обожает свою жену. Я бы ни за что на свете не смог подставить ножку Алану – тем более из-за Сюзи. Она славная и довольно эффектная, но не в моем вкусе.

Дилан очень хотелось ему верить, но она сказала себе, что не даст обвести себя вокруг пальца. Ей нужна правда, вся правда и ничего, кроме правды.

– А еще я однажды видела вас в лесу, в машине.

Он ничуть не изменился в лице.

– Когда это?

– Не помню, еще осенью. Сидели рядышком и ворковали.

– И Алан с нами. Он как-то осенью заезжал в мой сектор. Мы деревья для валки размечали… Он Сюзи привез с собой, и мы съели по сандвичу в машине.

– Алана я не видела.

– Ладно, когда вернемся домой, сама у него спросишь. Если Сюзи там была, значит, и Алан был. Наедине я с ней не встречался, и никакого романа у нас нет!

– Тогда почему ты не взял меня в Йорк? Чем бы я тебе помешала? Я тысячу лет нигде не была. Ты знаешь, как мне не хватает общения.

– Знаю, милая, – вздохнул Росс, – но я боялся, что ты не перенесешь такой поездки. Да и доктор меня предупредила, что тебе ни в коем случае нельзя переутомляться. Ты ведь такая маленькая и хрупкая.

– А мне она сказала, что у меня завидное здоровье и никаких осложнений быть не должно.

– Она не хотела тебя волновать, и я не хотел. Здоровье у тебя в самом деле завидное, но при таких узких бедрах роды обычно не проходят без осложнений.

В дверь постучали. Оба повернулись на стук и увидели улыбающуюся Руфь.

– А я слышу голоса и думаю: проснулась, наверное.

Неужели им все было слышно? Ведь они так орали друг на друга, позабыв, что гостят в чужом доме. Дилан от смущения опустила глаза и не нашлась, что ответить.

– Я принесла вам чаю. – Руфь поставила ей чашку на столик.

– Ой, спасибо, страшно чаю хочется!

– Наверно, и поесть чего-нибудь. Вы ведь с утра ничего не ели. Я сделала рагу из курицы с овощами, будете?

Дилан нерешительно улыбнулась.

– Спасибо, с удовольствием, но сперва я бы приняла душ. Мне вставать можно?

– Нет! – отрезал Росс. – Ты что, куда вставать, после родов еще восьми часов не прошло! И не думай даже!

– Я спросила Генри, когда вам можно будет встать, – мягко вмешалась Руфь, – он сказал: по желанию. Если чувствуете себя в силах, вставайте. Раньше рожениц по неделе и больше держали на постельном режиме, а теперь врачи считают, что надо двигаться. Так что до ванной, Дилан, вы вполне можете дойти.

Дилан выпростала ноги из-под одеяла и, пошатываясь, поднялась.

Росс подскочил и обхватил ее за плечи.

– Ты видишь? У тебя ноги ватные! Ложись в постель.

Но она упрямо тряхнула головой.

– Ничего, это только первые шаги! – И поковыляла дальше. Каждый шаг давался ей с неимоверным трудом. У двери ванной она высвободилась из его объятий. – Теперь я сама, спасибо.

– Не запирайся! – крикнул Росс, когда она хлопнула дверью у него перед носом.

В ванной она сперва прислонилась к стене: ноги не держали. «Может, грохнешься в обморок? – поддразнила она себя. – Тогда Росс непременно будет корить тебя за своенравие!»

Можно ли верить тому, что он ей сказал? Неужели после звонка Сюзи она помножила два на два, и у нее получилось пять? Что, если их «роман» – действительно лишь плод ее больного воображения?

В точности припомнив все, что говорила по телефону Сюзи, она вынуждена была признать, что объяснение Росса вполне могло быть правдой.

Беда в том, что ей слишком хочется ему поверить. Значит, он все-таки любит ее? А если да, то как он мог быть так холоден с ней в самые тяжелые месяцы беременности? Странно, что взрослый человек беспрекословно следует советам сестры!

Дилан придирчиво осмотрела себя в зеркале. Теперь, после родов, станет ли она вновь желанной для него? Как-то непривычно видеть себя без огромного живота! Она обтянула живот рубашкой: все-таки дряблый, требуется срочная подтяжка.

Как быстро все происходит в ее жизни. Они с Россом поженились почти мгновенно, наверное, надо было повременить, подумать, сможет ли она приспособиться к таким переменам. Но что возьмешь с влюбленной девчонки! В одночасье судьба повернулась на сто восемьдесят градусов, и вот у нее уже ребенок.

Да, нелегко ей досталось это все. Надо было заранее себе представить, как будет трудно, а потом уж ребенка заводить. Впрочем, она и не думала его заводить, это вышло случайно.

И беременность она перенесла хуже некуда. Сначала жуткий токсикоз, а когда он прошел, навалилось отвращение к самой себе. Каково профессиональной балерине видеть себя грузной, отяжелевшей! И в этом она винила Росса. Сперва неосознанно, подспудно, а потом, когда он начал ее избегать – и вполне сознательно.

Если б она нашла в себе силы поговорить с ним начистоту, быть может, они бы лучше поняли друг друга, но ведь они знакомы всего год, даже меньше, к тому же Росс так занят – все дни проводит в лесу, а порой и ночи. Когда они были рядом в первые месяцы после свадьбы, им и поговорить-то не удавалось толком – все бросали на алтарь страсти.

Как видно, она и сейчас не остыла. Стоило увидеть его, спящего в кресле, вмиг ощутила былой пожар. Она-то да, а он?..

Нет, так больше нельзя: пора учиться говорить и понимать друг друга, иначе ничего у них не выйдет.

Вернувшись в спальню, Дилан застала Росса одного у камина. Он нагнулся и подбросил полено в огонь. Сухое дерево затрещало и осветило комнату зеленоватым пламенем. На звук ее шагов Росс, не разгибаясь, повернул голову.

– Ну что?

– Ничего.

Она ополоснула лицо теплой водой, расчесала волосы, стянула их узлом на затылке. Росс глядел на нее так пристально, что у нее защемило сердце.

– Сейчас ты совсем такая, как в тот первый раз, когда я вошел к тебе в гримерную. Тебе идет, когда лицо открыто. Глаза еще огромнее кажутся.

Давно уж он не смотрел на нее так и не делал ей комплиментов. Смущенная, не зная, что ответить, она забралась обратно в постель, которую Руфь и Росс перестелили, пока она была в ванной. С облегчением Дилан откинулась на подушку: она и не подозревала, что несколько шагов до ванной так ее утомят.

– Руфь скоро придет, – сказал он, не сводя с нее будоражащего душу взгляда. Потом подошел, присел на край кровати, погладил ее тонкие пальцы. – Дилан… скажи, ты мне веришь? Насчет Сюзи? Ей-богу, не знаю, отчего тебе пришло в голову, что между нами что-то может быть.

– А чего она все время называет тебя «милый»? – выпалила Дилан.

Он скривился.

– Да она всех так называет. Сюзи чересчур экзальтированная. Мне такие женщины никогда не нравились.

– А какие нравились?

– Такие, как ты, разве непонятно? Мне нравится, что ты не тараторишь без умолку, не заводишь поп-музыку на всю катушку, не названиваешь друзьям по поводу и без. Алан в ней души не чает, а я бы дня с ней не выдержал.

Дилан чувствовала, что он говорит правду.

– Не скажи, в ней столько сексапила, – возразила она, не смея поднять на него глаза.

– Да какая может быть Сюзи, когда у меня есть ты? – Он поднес ее руку к губам, перевернул вверх ладонью и обжег горячими губами.

Но тут послышались шаги Руфи по лестнице.

– Черт возьми, ни минуты покоя! – проворчал Росс. – Когда же мы наконец вернемся к себе, где никто нам не помешает!

Действительно, когда же, подумала Дилан; ладонь после его чувственного поцелуя будто иглами покалывало.

Росс поднялся и открыл дверь Руфи.

– Обед! – весело провозгласила она.

От запаха пищи у Дилан засосало под ложечкой. Оказывается, она дико голодна – теперь и не вспомнишь, когда ела последний раз. Завтракала вроде, но это было в другой жизни. Она села в постели, Росс подложил ей подушки под спину, а Руфь поставила на колени поднос.

Куриное рагу выглядело очень аппетитно, а запах!.. Изумительный букет курицы в соусе, грибов, порезанного кружочками картофеля, моркови, горошка и ароматных трав. Рядом с дымящейся тарелкой Руфь поставила стакан свежего апельсинового сока.

– Съедите, потом кофе принесу, – пообещала она.

– А ты ел? – спросила мужа Дилан. Он кивнул.

– Руфь никого голодным не оставит.

Он отошел к огню и стал помешивать уголья длинной кочергой. От них летели в черный дымоход искры, уютно потрескивая.

Когда Руфь принесла кофе, Дилан уже откинулась на подушки и чувствовала себя сытой, сонной кошкой.

– Бедняжка, изголодалась-то как! – со смехом заметила Руфь, забирая поднос и ставя на столик чашку кофе, щедро разбавленного молоком. Такую же чашку она поставила и Россу.

– Так было вкусно, пальчики оближешь! Большое спасибо. Принесите мне теперь мою девочку.

– Сейчас, сейчас, – заторопилась Руфь.

Она вышла из комнаты и почти тотчас вернулась с корзинкой. Следом за ней вошел Генри.

Дилан тут же отставила чашку с недопитым кофе и протянула руки.

– Дайте ее мне!

– Можно я? – спросил Росс.

Руфь ответила ему снисходительной улыбкой.

С превеликой осторожностью он вытащил ребенка из корзинки, одну руку подложил под головку, другой обхватив крохотное тельце.

У Дилан что-то дрогнуло внутри, когда он подал ей девочку. Одним пальцем она нежно отвела темные волосы с лобика и вгляделась в личико размером с кулак. На нее глянули синие глаза, точь-в-точь как у нее, потом личико сморщилось, покраснело, и раздался громкий вопль.

– Что такое? – всполошился Росс.

– Умный ребенок, – усмехнулся Генри. – Знает, что настал час кормежки. Дилан, молоко, наверно, еще не пришло, но все же дайте ей грудь, пусть учится. Ну-ка, посмотрим, как вы справитесь.

Дилан расстегнула пуговицы на рубашке и неуверенно поднесла темную головку к груди. Она сразу почувствовала, как малюсенький ротик ловит мамину грудь и едва не расплакалась от умиления. Пришлось немного подвинуть сосок к ротику малютки, но едва она почувствовала его, то присосалась так, что уже не оторвать.

– Отлично! – похвалил Генри и, прикрыв рот ладонью, зевнул. – Ну что ж, вижу, я вам больше не нужен. Пойду спать. Тяжелый нынче день выдался. Доброй ночи.

– Если захотите чего-нибудь, я пока на кухне, – сказала Руфь и тоже вышла.

Дверь тихонько затворилась. Огонь в камине догорал; в комнате слышалось только легкое шипенье раскаленной золы. Дилан тихонько поглаживала головку дочери, жадно припавшей к груди.

– Больно? – спросил Росс.

Она улыбнулась.

– Непривычно немного. Но не больно, скорей даже приятно.

– Ей тоже приятно. А мне странно видеть тебя с такой грудью. Вдвое больше прежнего.

– Что, противно смотреть? – сердито покосилась Дилан на мужа. – Точно так же, как на мой огромный живот? Если б ты меня вправду любил, то не чувствовал бы такого отвращения!