"Убедительный довод" - читать интересную книгу автора (Чайлд Ли)

Глава 3

Дьюк, телохранитель, вошел ко мне в комнату без пяти семь, что для ужина слишком рано. Я услышал его и по коридору и тихий щелчок замка. Я сидел на кровати. Устройство электронной почты вернулось в ботинок, а ботинок вернулся на ногу.

– Выспался, осел? – спросил Дьюк.

– Почему меня заперли? – ответил вопросом на вопрос я.

– Потому что ты пришил фараона.

Я отвел взгляд. Возможно, Дьюк сам служил в полиции, перед тем как стать охранником. Очень даже возможно. Многие бывшие полицейские уходят работать в охранные конторы, консультантами и частными сыщиками. Определенно, у Дьюка был на меня зуб, что могло доставить много хлопот. Однако это означало, что он без вопросов купился на рассказ Ричарда Бека, а это уже плюс. Дьюк молча оглядел меня с ног до головы, но его лицо осталось непроницаемым. Затем он знаком приказал мне выйти из комнаты и провел вниз по лестнице на первый этаж, а затем темными коридорами к северному фасаду особняка. Я почувствовал запах соленого морского воздуха и сырых ковров. Ковры были повсюду. Кое-где они застилали пол в два слоя. Остановившись перед дверью, Дьюк толкнул ее и отступил в сторону, пропуская меня в комнату. Она оказалась просторной, квадратной, обшитой темным дубом. Повсюду на полу ковры. Маленькие окна в глубоких нишах. За ними темнота, скалы и серый океан. В глубине комнаты стоял длинный дубовый стол. На нем лежали две мои «Анаконды», разряженные. С откинутыми барабанами. Во главе стола сидел мужчина в массивном дубовом кресле с высокой спинкой. Это был человек с фотографий, сделанных Сюзен Даффи.

Во плоти он выглядел неприметно. Не высокий, но и не маленький. Футов шесть роста, вес около двухсот фунтов. Седые волосы, не густые и не редкие, не короткие и не длинные. Ему было лет пятьдесят. На нем был серый костюм, сшитый из дорогой ткани без каких-либо намеков на стиль. Рубашка была белая, а галстук совсем не имел цвета, как бензин. Руки и лицо у него были бледные, как будто его естественной средой обитания являлись подземные автостоянки, где он по ночам разглядывал что-то в багажнике своего «кадиллака».

– Садитесь, – сказал мужчина.

Его тихий голос прозвучал натянуто, словно донесся откуда-то из трахеи. Я сел напротив за другой конец стола.

– Я Захария Бек, – продолжал мужчина.

– Джек Ричер, – сказал я.

Осторожно прикрыв дверь изнутри, Дьюк прижался к ней своей тушей. В комнате воцарилась тишина. Я мог разобрать шум океана. Не ритмичный гул волн, который слышишь на пляже. Это был непрекращающийся неравномерный грохот прибоя о скалы. В промежутках между взрывами разбивающихся волн слышался шелест гальки. Я начал считать волны. Говорят, особенно сильной бывает каждая седьмая.

– Итак, – сказал Бек.

На столе перед ним стояла рюмка из толстого стекла с жидкостью янтарного цвета. Тягучей, словно виски или бурбон. Захария Бек кивнул Дьюку. Тот взял вторую рюмку. Рюмка ждала меня на столике у стены. В ней была та же самая тягучая янтарная жидкость. Дьюк неуклюже взял ее за основание большим и указательным пальцами. Пересек комнату и, наклонившись, осторожно поставил рюмку передо мной. Я улыбнулся. Я знал, для чего это.

– Итак, – повторил Бек.

Я ждал.

– Мой сын рассказал о ваших неприятностях, – сказал он.

Это была дословно та самая фраза, которую употребила его жена.

– Закон неумышленных последствий, – заметил я.

– Я поставлен в трудное положение, – продолжал Бек. – Я простой бизнесмен, пытаюсь определить, чем я вам обязан.

Я ждал.

– Естественно, мы вам благодарны, – поспешил заверить меня он. – Пожалуйста, не поймите меня превратно.

– Но?

– У вас возникли определенные проблемы с законом, не так ли? – с раздражением в голосе произнес Бек, словно он стал жертвой неподвластных ему обстоятельств.

– Речь идет не о космических технологиях, – заметил я. – Мне нужно, чтобы вы закрыли глаза на это. По крайней мере, на время. Добро за добро. Если, конечно, ваша совесть сможет это вытерпеть.

В комнате снова воцарилась тишина. Я слушал океан. Я мог различить весь спектр звуков. Я слышал даже шелест жестких водорослей по граниту и шорох гальки, откатывающейся вместе с отступающим прибоем на восток. Взгляд Захарии Бека метался по всему помещению. Он смотрел на стол, затем на пол, потом в пустоту. У него было узкое лицо. Почти никакого подбородка. Близко посаженные глаза. Пересеченный сосредоточенными морщинами лоб. Тонкие поджатые губы. Голова Бека чуть двигалась. В целом картина напоминала правдоподобное факсимиле обычного бизнесмена, ломающего голову над сложной проблемой.

– Это была ошибка? – наконец спросил Бек.

– Полицейский? – уточнил я. – Разумеется. Но тогда я просто старался довести дело до конца.

Он провел еще какое-то время в раздумье, затем кивнул.

– Хорошо. В данных обстоятельствах мы, возможно, согласимся помочь вам выпутаться из этой передряги. Вы оказали нашему семейству большую услугу.

– Мне нужны деньги, – сказал я.

– Зачем?

– Мне придется путешествовать.

– Когда?

– Прямо сейчас.

– Разумно ли это?

Я покачал головой.

– Не очень. Я бы предпочел переждать здесь пару дней, пока не уляжется первая паника. Но мне бы не хотелось злоупотреблять вашим хорошим отношением.

– Сколько денег?

– Думаю, хватит пяти тысяч долларов.

Бек ничего не ответил. Снова начал игру глазами. На этот раз в его взгляде было больше сосредоточенности.

– У меня есть к вам несколько вопросов, – наконец заговорил он. – Мне хотелось бы узнать ответы на них до того, как вы нас покинете. Если вы нас вообще покинете. Два момента первостепенной важности. Во-первых, кто это был?

– А вы не знаете?

– У меня много соперников и врагов.

– Которые готовы зайти настолько далеко?

– Я занимаюсь импортом ковров, – сказал Бек. – Я не собирался превращать это занятие в дело всей жизни, но так распорядилась судьба. Вероятно, вы считаете, что я имею дело только с магазинами и художественными салонами, но в действительности мне приходится общаться со всевозможными неприятными типами в самых разных зарубежных задницах, где порабощенные дети вынуждены трудиться по восемнадцать часов в день, стирая в кровь пальцы. Хозяева этих малолетних рабов убеждены, что я граблю их страны и насилую их культуру, и, сказать по правде, возможно, в этом они правы, хотя я виновен в таком положении дел ничуть не меньше их самих. Эти люди не сахар. Для того, чтобы мой бизнес процветал, мне необходимо проявлять в отношении них определенную твердость. И, надо признаться, так же поступают мои конкуренты. В нашем бизнесе царят очень жесткие порядки. Так что я могу назвать полдюжины разных людей, начиная от моих поставщиков до конкурентов, которые пошли бы на похищение моего сына, чтобы добраться до меня. В конце концов, один из них уже проделал это пять лет назад, о чем, насколько я понимаю, мой сын вам рассказал.

Я молчал.

– Мне нужно знать, кто это, – твердо произнес Бек.

Выждав мгновение, я рассказал ему все, секунда за секундой, миля за милей. Я точно, в мельчайших подробностях описал двух высоких светловолосых помощников Даффи из «тойоты».

– Мне эти люди ничего не говорят, – заметил Бек.

Я промолчал.

– Вы запомнили номер «тойоты»? – спросил он.

Подумав, я сказал ему правду.

– Я видел пикап только спереди. Номера не было.

– Так, значит машина была из штата, в котором передний номер не требуется. Что ж, полагаю, это несколько сужает круг поисков.

Я ничего не сказал. Помолчав, Бек тряхнул головой.

– Информация очень скудная. Мой помощник связался с местным полицейским управлением, окольными путями. Один полицейский убит, один охранник колледжа убит, двое неопознанных мужчин в лимузине «линкольн» убиты, двое неопознанных мужчин в пикапе «тойота» убиты. Единственным оставшимся в живых свидетелем случившегося является второй охранник, но он до сих пор не пришел в себя после автокатастрофы, происшедшей в пяти милях от колледжа. Пока что никто не знает, что произошло. Никто не знает, почему это произошло. Известно только то, что имела место кровавая бойня, причем без каких-либо видимых причин. Полиция полагает, что речь идет о гангстерских разборках.

– Что будет после того, как проверят номер «линкольна»? – спросил я.

Бек замялся.

– Машина зарегистрирована на компанию. Напрямую сюда она не выведет.

Я кивнул.

– Хорошо. И все же к тому времени, как второй охранник очнется, я хочу убраться на западное побережье. Он наверняка успел хорошенько меня разглядеть.

– А я хочу узнать, кто за этим стоит.

Я взглянул на лежавшие на столе «Анаконды». Револьверы были вычищены и слегка смазаны. Внезапно я очень обрадовался тому, что выбросил стреляные гильзы. Я взял рюмку, стиснул ее всеми пятью пальцами и понюхал содержимое. Я понятия не имел, что это может быть. Сейчас я предпочел бы чашку кофе. Я поставил рюмку на стол.

– С Ричардом все в порядке? – спросил я.

– Жить будет, – уклончиво ответил Бек. – Я хочу знать, кто именно нанес удар.

– Я рассказал вам все, что видел, – сказал я. – Документы мне никто не предъявлял. Этих ребят я видел первый раз в жизни. Сам я там оказался совершенно случайно. Какой ваш второй первостепенный вопрос?

Последовала долгая пауза. За окнами шумел и грохотал прибой.

– Я человек очень осторожный, – наконец сказал Бек. – И мне бы не хотелось вас обижать.

– Но?

– Но мне очень интересно, кто вы такой на самом деле.

– Я тот, кто спас вашему мальчишке второе ухо, – сказал я.

Бек взглянул на Дьюка. Тот шагнул вперед и ловко подхватил мою рюмку. Взяв ее тем же самым неуклюжим движением, зажимая большим и указательным пальцами за основание.

– А теперь у вас есть и мои пальчики, – заметил я. – Все чисто и аккуратно.

Бек снова кивнул, словно человек, принимающий ответственное решение. Он указал на лежащие на столе револьверы.

– Хорошее оружие.

Я ничего не ответил. Протянув руку, Бек уперся в одну «Анаконду» костяшками пальцев. Резко толкнул ее мне. Тяжелая сталь издала глухой звук, скользя по дубовой поверхности.

– Ты не хочешь рассказать мне, почему одно из гнезд отмечено нацарапанным крестиком?

Я вслушался в шум океана.

– Понятия не имею, – сказал я. – Мне они достались уже такими.

– Ты купил их подержанными?

– В Аризоне.

– В оружейном магазине?

– Не совсем.

– Почему?

– Не люблю, когда копаются в моем прошлом, – объяснил я.

– Ты не поинтересовался насчет царапин?

– Я решил, это какие-то отметки, – сказал я. – Возможно, какой-нибудь умник протестировал револьверы и отметил самое точное гнездо. Или самое неточное.

– А что, гнездо барабана как-то сказывается на точности выстрела?

– На точности сказывается все, – заверил его я. – Особенности производства.

– Даже когда речь идет о револьверах стоимостью восемьсот долларов?

– Все зависит от того, насколько разборчивый подход. Если опускаться до стотысячных долей дюйма, в мире не найдется двух совершенно одинаковых вещей.

– Это так важно?

– Только не для меня, – сказал я. – Когда я направляю на кого-то оружие, меня не интересует, в какую именно клеточку организма я попаду.

Какое-то время Бек молчал. Затем сунул руку в карман и достал патрон. Сверкающая латунная гильза, матовая свинцовая пуля. Бек поставил патрон вертикально на стол, словно маленький артиллерийский снаряд. Затем повалил его и покатал пальцем. Потом аккуратно положил и щелчком толкнул ко мне. Патрон описал широкую изящную дугу, гулко гремя по дереву. Это был патрон 44-го калибра «Ремингтон магнум». Пуля без оболочки, тяжелая, больше трехсот гран. Страшная штуковина. Вероятно, патрон стоил почти доллар. Вынутый из кармана, он хранил тепло тела Бека.

– Тебе когда-нибудь приходилось играть в «русскую рулетку»? – спросил Захария Бек.

– Мне нужно избавиться от угнанной машины, – сказал я.

– От нее уже избавились.

– Как?

– Она там, где ее не найдут.

Он умолк. Я ничего не ответил. Просто смотрел на него, словно размышляя: «Так ли ведет себя обычный бизнесмен?» А также почему лимузин зарегистрирован на компанию? Откуда ему известна цена «кольта Анаконды»? Зачем он снял отпечатки пальцев своего гостя?

– Тебе приходилось когда-нибудь играть в «русскую рулетку»? – повторил Бек.

– Нет, – сказал я. – Никогда не приходилось.

– Мне нанесли удар, – продолжал он. – И я только что потерял двоих человек. А сейчас мне нужно людей приобретать, а не терять.

Я выждал пять секунд, десять – делая вид, будто пытаюсь понять, к чему он клонит.

– Вы предлагаете мне наняться к вам? – наконец спросил я. – Не знаю, смогу ли я задержаться в ваших краях.

– Я ничего не прошу, – сказал Бек. – Я хочу принять решение. Ты мне кажешься человеком полезным. Эти пять тысяч долларов ты мог бы получить за то, что останешься.

Я молчал.

– Эй, если я тебя захочу, я тебя получу, – сказал Бек. – На тебе висит убитый полицейский в Массачусетсе, у меня есть твое имя и твои пальчики.

– Но?

– Но я не знаю, кто ты такой.

– Привыкайте к этому, – сказал я. – Как вообще можно узнать, кто есть кто?

– Я это узнаю, – сказал он. – Я проверяю людей. Предположим, я попрошу тебя убить еще одного фараона. Доказать свою преданность.

– Я откажусь. Повторяю, первый стал результатом роковой случайности, о чем я очень сожалею. И я начну гадать, такой ли уж вы обычный бизнесмен, каким пытаетесь себя представить.

– Тебя не должен волновать мой бизнес.

Я промолчал.

– Сыграй в «русскую рулетку», – предложил Бек.

– И что это докажет?

– Федеральный агент на это не пойдет.

– Почему вас так беспокоят федеральные агенты?

– Это также не должно тебя волновать.

– Я не федеральный агент, – сказал я.

– Так докажи это. Сыграй со мной в «русскую рулетку». Я имею в виду, я и так, образно говоря, уже играю с тобой в «русскую рулетку», хотя бы тем, что впустил тебя в свой дом, не зная, кто ты такой.

– Я спас вашего сына.

– И я очень признателен за это. Настолько признателен, что до сих пор разговариваю с тобой вежливо. Настолько признателен, что, возможно, предложу тебе убежище и работу. Потому что мне нравятся люди, доводящие дело до конца.

– Я не ищу работу, – сказал я. – Я хочу только укрыться где-нибудь на пару дней, а затем двинуться дальше в путь.

– Мы о тебе позаботимся. Тебя никто не найдет. Здесь ты будешь в полной безопасности. Если пройдешь испытание.

– Вы имеете в виду «русскую рулетку»?

– Безотказное испытание. Насколько я могу судить.

Я промолчал. В комнате воцарилась тишина. Захария Бек подался вперед.

– Ты либо со мной, либо против меня, – сказал он. – И сейчас ты покажешь, кто ты на самом деле. Искренне надеюсь, ты сделаешь мудрый выбор.

Дьюк отошел к двери. Под его ногами скрипнула половица. Я прислушался к шуму океана. Брызги взлетали вверх, ветер набрасывался на них словно сумасшедший, и тяжелые капли пены, ленивыми дугами изгибаясь в воздухе, барабанили в оконное стекло. Гулко обрушилась на скалы седьмая волна, более мощная, чем предыдущие. Я взял лежавшую передо мной «Анаконду». Достав из подмышки пистолет, Дьюк направил его на меня на тот случай, если я был настроен на что-то отличное от рулетки. У него был «штейр СПП», по сути дела, пистолет-пулемет «Штейр ТМП», укороченный до пистолета. Эта редкая штучка из Австрии даже в его лапе казалась огромной и отвратительной. Оторвав от нее взгляд, я сосредоточил внимание на «кольте». Воткнув патрон большим пальцем в гнездо барабана, я закрыл барабан и крутанул его. В тишине отчетливо прозвучало мягкое ворчание храповика.

– Играй, – предложил Бек.

Крутанув барабан еще раз, я поднял револьвер и приставил дуло к виску. Сталь была холодной. Глядя Беку прямо в глаза, я затаил дыхание и надавил на спусковой крючок. Барабан повернулся, курок взвелся. Движение было мягким, словно шелк скользил по шелку. Я нажал на спусковой крючок до конца. Курок упал. Послышался громкий щелчок. Я прочувствовал удар курка через сталь ствола до самого виска. И больше ничего. Выдохнув, я опустил револьвер и, не разжимая пальцы, положил руку на стол. Затем перевернул руку и достал указательный палец из спусковой скобы.

– Ваша очередь, – сказал я.

– Я просто хотел взглянуть, как у тебя получится, – сказал Бек.

Наступила тишина. Я улыбнулся.

– Хотите посмотреть еще раз? – предложил я.

Бек промолчал. Взяв револьвер, я снова крутанул барабан и дал ему остановиться. Приставил дуло к виску. Ствол был такой длинный, что мне пришлось максимально отставить локоть. Я нажал на спусковой крючок, быстро и решительно. В тишине отчетливо прозвучал громкий щелчок. Звук точного механизма стоимостью восемьсот долларов, работающего так, как ему положено. Опустив револьвер, я крутанул барабан в третий раз. Поднял револьвер. Нажал на спусковой крючок. Ничего. Я проделал то же самое в четвертый раз, быстро. Ничего. В пятый раз, еще быстрее. Ничего.

– Хватит, – сказал Бек.

– Расскажите мне о восточных коврах, – сказал я.

– Рассказывать особенно нечего. Их стелят на пол. Люди их покупают. Иногда за очень большие деньги.

Я улыбнулся. Снова поднял револьвер.

– Ставки шесть к одному, – заметил я.

Я крутанул барабан в шестой раз. В комнате стало абсолютно тихо. Я приставил дуло к виску. Нажал на спусковой крючок. Услышал шлепок курка, ударившего по пустому гнезду. И больше ничего.

– Достаточно, – сказал Бек.

Опустив «кольт», я откинул барабан и вытряс патрон на стол. Аккуратно выровнял его и катнул обратно Беку. Латунь прогремела по дереву. Остановив патрон рукой, Бек молча сидел минуты две-три, глядя на меня так, словно я был хищным зверем в зоопарке. Словно жалея о том, что нас не разделяет решетка.

– Ричард сказал, ты служил в военной полиции, – наконец сказал он.

– Тринадцать лет, – подтвердил я.

– И у тебя хорошо получалось?

– Лучше, чем у тех громил, которых вы прислали за ним.

– Мальчишка отзывается о тебе очень хорошо.

– А как же иначе, – сказал я. – Как-никак, я его спас. При этом сам вляпался по уши.

– Тебя нигде не хватятся?

– Нигде.

– А родные?

– У меня никого нет.

– На работе?

– Теперь я не могу на нее вернуться. Не так ли?

Какое-то время Бек играл с патроном, катая его по столу указательным пальцем. Затем положил его на ладонь.

– Кому я могу позвонить? – спросил он.

– Зачем?

– Чтобы получить рекомендации с места работы, – продолжал Бек. – У тебя ведь был хозяин, так?

Вот они, ошибки, требуют расплаты.

– Я был сам себе хозяин, – сказал я.

Бек положил патрон на стол.

– Лицензия, страховка, регистрация в налоговой полиции? – уточнил он.

Я помолчал мгновение.

– Не совсем.

– Почему?

– Были причины.

– Документы на фургон есть?

– Куда-то подевались.

Бек снова покатал патрон по столу, не отрывая от меня взгляда. Я буквально видел его мыслительный процесс. Он лихорадочно думал. Обрабатывал информацию. Пытался сопоставить ее с тем суждением, которое уже составил обо мне. Я читал его мысли. «Крутой парень, бывший военный, на старом фургоне, который ему не принадлежит. Угнал машину. Убил полицейского». Захария Бек улыбнулся.

– Подержанные компакт-диски, – сказал он. – Я видел тот магазинчик.

Я промолчал, спокойно выдержав его взгляд.

– Дай предположить. Ты распространял краденные компакт-диски.

«Наш человек». Я покачал головой.

– Пиратские копии. Я не вор. Я бывший военный, пытаюсь заработать на жизнь. И я верю в свободу самовыражения.

– Черта с два, – буркнул Бек. – Ты думаешь только о том, чтобы урвать лишний доллар.

«Наш человек».

– Об этом тоже, – согласился я.

– И как у тебя получалось?

– Достаточно неплохо.

Бек сгреб патрон и швырнул его Дьюку. Тот поймал его одной рукой и бросил в карман пиджака.

– Дьюк у меня возглавляет службу безопасности, – сказал Бек. – Ты будешь работать на него, начиная с этой минуты.

Я взглянул на Дьюка, затем на его босса.

– А если я не хочу на него работать? – спросил я.

– У тебя нет выбора. За тобой числится убитый полицейский в Массачусетсе, а у нас есть твое имя и пальчики. Тебе назначается испытательный срок до тех пор, пока мы не поймем, что ты за человек. Но ты взгляни на это со светлой стороны. Думай о пяти тысячах долларов. Это ведь уйма пиратских компактов.

Разница между почетным гостем и сотрудником, принятым на испытательный срок, заключалась в том, что ужинал я на кухне с другой прислугой. Верзила из домика привратника на ужине не показывался, но зато были Дьюк и другой тип, которого я определил в механики на все руки или в подручные. Кроме того, на ужине были горничная и кухарка. Мы впятером сидели вокруг простого стола и ели те же блюда, что и хозяева в гостиной. А может быть, и лучше, потому что кухарка, возможно, плюнула им в кастрюлю, а вот нам она вряд ли бы плюнула. Я много времени провел среди рядовых и сержантов и знал что к чему.

Разговор за ужином не клеился. Кухарка была угрюмой женщиной лет под шестьдесят. Горничная держалась робко. Мне показалось, она здесь относительно недавно и еще не знает, как себя вести. Она была молодая и некрасивая. На ней были хлопчатобумажная сорочка и шерстяной свитер. На ногах громыхающие ботинки на толстой подошве. Механик был средних лет, худой, седой, молчаливый. Дьюк тоже молчал, потому что думал. Бек озадачил его проблемой, и он не знал, как к ней подступиться. Можно ли меня как-то использовать? Можно ли мне верить? Дьюк неглуп, это очевидно. Он видел все тонкие места и был готов потратить какое-то время на то, чтобы их внимательно исследовать. Дьюк мой ровесник. Быть может, чуть моложе, быть может, чуть старше. У него грубое некрасивое лицо, скрывающее возраст. Мы с ним примерно одной комплекции. Возможно, у меня кость чуть пошире, возможно, он чуть более громоздкий. Вес наш различался не больше чем на фунт-два. Я сидел рядом с Дьюком, молча ел и пытался точно рассчитать время, когда нормальный человек должен был бы задать вопрос.

– Ну, расскажи мне про восточные ковры, – наконец сказал я, своим тоном показывая, что уже догадался о том, что Бек занимается чем-то совсем другим.

– Не сейчас, – ответил Дьюк тоном, ясно подразумевающим: «не перед прислугой».

Затем он посмотрел на меня так, словно хотел сказать: «В любом случае, мне не хочется обсуждать это с сумасшедшим, рискнувшим шесть раз подряд сыграть с судьбой в русскую рулетку».

– Патрон ведь был муляжом, так? – спросил я.

– Что?

– В нем не было пороха, – уточнил я. – Наверное, набит ватой.

– Почему он должен был быть муляжом?

– Я мог бы выстрелить в Бека.

– А у тебя были такие мысли?

– Нет, но он человек осторожный. Он не стал бы рисковать.

– Я держал тебя под прицелом.

– Я мог бы сначала прикончить тебя. А затем воспользоваться твоей пушкой.

Дьюк напрягся, но ничего не сказал. Я буквально почувствовал его мысль: «Этого типа следует остерегаться». Дьюк мне не нравился. По моим оценкам, ему в самом ближайшее временя предстояло пополнить списки потерь.

– Держи, – сказал Дьюк.

Достав из кармана патрон, он протянул его мне.

– Жди здесь.

Встав из-за стола, он вышел с кухни. Я поставил патрон перед собой, как это делал Бек. Доел ужин. Десерта не было. Кофе тоже. Вернулся Дьюк, покручивая на указательном пальце одну из моих «Анаконд». Пройдя мимо меня к двери черного входа, он кивком предложил мне присоединиться. Взяв патрон, я зажал его в кулаке. Вышел следом за Дьюком. Когда мы проходили в дверь, она пискнула. Еще один металлодетектор, аккуратно встроенный в косяк. Но охранной сигнализации не было. Безопасность определялась морем, стеной и колючей проволокой.

За дверью оказалось холодное сырое крыльцо, а за ним калитка, ведущая во дворик, представлявший собой лишь кончик скалистого пальца. Шириной ярдов сто, он раскинулся полукругом перед нами. Дворик был темным, и лишь отсвет из окон особняка выхватывал серый гранит. Ветер усилился, и в море белели барашки. Грохотал прибой. Сквозь низкие, быстро несущиеся тучи проглядывала луна. Бесконечный горизонт был черным. Похолодало. Обернувшись, я различил наверху окно своей комнаты.

– Патрон, – приказал Дьюк.

Повернувшись, я отдал ему патрон.

– Смотри.

Он вставил патрон в «кольт». Дернул рукой, закрывая барабан. Прищурился, глядя на серый лунный свет, и повернул барабан так, чтобы гнездо с патроном оказалось на десяти часах.

– Смотри, – повторил Дьюк.

Выпрямив руку, он навел револьвер чуть ниже горизонта на плоские гранитные глыбы, спускающиеся к морю. Нажал на спусковой крючок. Барабан повернулся, курок упал. Сверкнула вспышка, раздался грохот. Револьвер дернулся. Среди каменных глыб блеснула искра, и тотчас же донесся безошибочный металлический лязг рикошета, растворившийся в тишине. Пуля, наверное, отлетела ярдов на сто в Атлантику. Быть может, убила рыбу.

– Это был не муляж, – сказал Дьюк. – Я действую достаточно быстро.

– Ладно, – сказал я.

Открыв барабан, он вытряс стреляную гильзу. Она со звоном упала на камни ему под ноги.

– Ты осел, – сказал Дьюк. – Осел, убивший полицейского.

– Ты служил в полиции?

Он кивнул.

– Было время.

– Дьюк – это твое имя или фамилия?

– Фамилия.

– Зачем торговцу коврами нужна вооруженная охрана?

– Как тебе уже объяснили, это очень жесткий бизнес. В нем крутится много денег.

– Ты действительно хочешь, чтобы я здесь остался?

Дьюк пожал плечами.

– Возможно. Если действительно будет туго, нам понадобится пушечное мясо. Пусть лучше это будешь ты, чем я.

– Я спас мальчишку.

– И что с того? Уйми свою прыть. Мы все в свое время вытаскивали мальчишку из беды. Как и миссис Бек, и самого мистера Бека.

– Сколько у вас человек?

– Недостаточно, – буркнул Дьюк. – Если на нас действительно напали.

– Это что, война?

Он ничего не ответил. Просто молча прошел мимо меня в дом. Повернувшись спиной к беспокойному океану, я последовал за ним.

На кухне делать было нечего. Механик исчез, а кухарка и горничная убирали со стола. Они укладывали посуду в большую посудомоечную машину, которая пришлась бы к месту в крупном ресторане. Горничная была как на иголках. Она не понимала, что происходит. Я оглянулся, ища кофе. Его по-прежнему не было. Дьюк снова сел за стол. Никаких неотложных дел у него не было.

А я чувствовал, как утекает время. Я не слишком доверял оптимистичному обещанию Сюзен Даффи насчет пяти дней спокойствия. Пять дней – это очень большой срок, когда приходится держать взаперти двух здоровых мужчин, причем в обход закона. Мне было бы приятнее, если бы Даффи сказала про три дня. В этом случае ее реализм произвел бы на меня большее впечатление.

– Отправляйся спать, – распорядился Дьюк. – Тебе надо будет приступить к службе в половине седьмого утра.

– Что я должен буду делать?

– То, что я тебе скажу.

– Дверь моей комнаты будет заперта?

– Можешь не сомневаться, – заверил меня Дьюк. – Я отопру ее в шесть пятнадцать. В шесть тридцать ты уже должен быть здесь.

Я лежал на кровати до тех пор, пока не услышал, как Дьюк поднялся следом за мной и запер дверь. Затем я подождал еще, убеждаясь, что он больше не вернется. После этого я снял ботинок и проверил, нет ли мне сообщений. Крохотный зеленый экранчик ожил радостным уведомлением: «Для вас почта!» Сообщение было только одно. От Сюзен Даффи. Оно состояло из единственного слова-вопроса: «Местонахождение?» Нажав клавишу ответа, я набрал: «Эббот, штат Мэн, 20 миль к югу от Портленда, одинокий особняк на длинном каменистом мысе». Этого будет достаточно. Все равно почтового адреса и точных географических координат у меня нет. Если Даффи немного повозится с крупномасштабной картой этих мест, она найдет то что нужно. Я нажал клавишу «отправить».

Затем я уставился на крошечный экран. Я не знал, как именно работает электронная почта. Соединение устанавливается мгновенно, как при телефонном звонке? Или моему ответу придется ждать в каком-нибудь отстойнике, прежде чем он попадет к Даффи? Я предположил, она ждет от меня вестей. Наверное, они с Элиотом дежурят круглосуточно, сменяя друг друга.

Через девяносто секунд на экране снова заморгало уведомление: «Для вас почта!» Я улыбнулся. Возможно, у нас получится. На этот раз сообщение Даффи было длиннее. Всего двадцать пять слов, и тем не менее мне пришлось листать страницы экрана, чтобы прочитать его полностью. «Спасибо, будем работать с картами. Отпечатки пальцев показывают, что 2 телохранителя, задержанных нами, служили в армии. У нас все в порядке. А ты? Есть прогресс?»

Нажав клавишу ответа, я набрал: «Возможно, нанят». Затем, задумавшись, мысленно представил Куинна и Терезу Даниэль и добавил: «Пока больше ничего». Затем, еще подумав, написал: «Относительно телохранителей попросите Пауэлла из военной полиции кавычки 10–29, 10–30, 10–24, 10–36 кавычки закрываются, лично от меня». После чего нажал клавишу «отправить». Дождавшись, когда машина доложит «Ваше сообщение отправлено», я уставился в темноту, гадая, говорит ли поколение Пауэлла на том же языке, на котором говорило мое. Сообщение 10–29,10-30,10–24,10-36 было составлено с использованием стандартных радиокодов военной полиции, которые сами по себе ничего не значили. Код 10–29 обозначал «слабый сигнал». Это была стандартная жалоба на неисправное оборудование. Код 10–30 означал «прошу помощи, ничего экстренного». Код 10–24 обозначал «подозрительная личность». Код 10–36 означал «пожалуйста, передайте дальше мое сообщение». Код 10–30 означал, что все сообщение не привлечет ничьего внимания. Его запишут и занесут в архив, после чего о нем забудут. Однако в целом эта цепочка на специальном жаргоне имела другое значение. По крайней мере, так было, когда я носил форму. «Слабый сигнал» означало «молчи и не поднимай лишнего шума». Вместе с кодом о запросе помощи получалось: «это должно остаться между нами». Значение кода «подозрительная личность» не требовало объяснения. Последний код означал «держи меня в курсе». Так что если Пауэлл не забыл, что к чему, он поймет мое сообщение так: «без лишнего шума проверь этих ребят и сообщи мне». И я очень надеялся, что Пауэлл не откажется выполнить эту просьбу. Он был передо мной в долгу. И по-крупному. Он меня продал. На мой взгляд, Пауэлл должен был искать способ загладить свою вину.

Я снова посмотрел на крошечный экран: «Для вас почта!» Это была Даффи. «Хорошо, поторопись». Ответив: «Стараюсь», я выключил устройство связи и запихнул его ногтем в каблук. Затем пошел осматривать окно.

Это была стандартная скользящая рама из двух половин. Нижняя, расположенная снаружи, поднималась вверх. Сетки от комаров не было. Внутри краска была положена тонким аккуратным слоем. Снаружи, где рама подвергалась воздействию непогоды и ее приходилось постоянно перекрашивать, слой краски был толстый и неряшливый. Окно запиралось латунным шпингалетом. Никаких современных охранных систем не было. Сдвинув шпингалет, я попытался поднять окно вверх. Рамы разбухли, но двигались. Приоткрыв окно дюймов на пять, я ощутил дуновение холодного морского воздуха. Перегнувшись через подоконник, я осмотрел его, ища датчики системы сигнализации. Их не было. Подняв окно до конца, я внимательно изучил раму. Никаких признаков охранных систем. Но это было понятно. Окно находилось в пятидесяти футах над скалами и океаном. А сам особняк был недоступен благодаря высокой стене и воде.

Высунувшись в окно, я посмотрел вниз. Я нашел то место, где стояли мы с Дьюком, когда он стрелял из револьвера. Минут пять я свешивался в окно, опираясь локтями на подоконник, вдыхая соленый воздух и размышляя насчет того патрона. Я нажал на спусковой крючок шесть раз. Должка была бы получиться кровавая каша. Моя голова лопнула бы словно переспелый арбуз. Дорогие ковры на полу были бы безнадежно испорчены, дубовая обивка расщеплена. Я зевнул. От размышлений на свежем воздухе меня потянуло ко сну. Нырнув обратно в комнату, я опустил раму и лег в кровать.

Я успел встать, принять душ и одеться, когда в пятнадцать минут седьмого послышался щелчок замка, который отпер Дьюк. Начинался день номер двенадцать, среда, день рождения Элизабет Бек. Я уже проверил электронную почту. Сообщений для меня не было. Ни одного. Меня это ничуть не встревожило. Я провел десять спокойных минут у окна. Прямо передо мной вставало солнце, океан был безмятежен. Он казался серым, маслянистым и подавленным. Отлив был в самом разгаре. Обнажились скалы. Тут и там блестели лужицы воды.

На берегу копошились птицы. Это были черные кайры. Они как раз меняли оперение. Черное вместо серого. У них были ярко-красные ноги. Вдалеке кружили в воздухе бакланы и чайки с черными спинами. Над самой водой носились серебристые чайки, выискивая завтрак.

Дождавшись, когда шаги Дьюка затихнут в коридоре, я спустился вниз, прошел на кухню и столкнулся лицом к лицу с верзилой из домика привратника. Он стоял перед раковиной и пил воду из стакана. Вероятно, запивал ежедневную горсть стероидов. Верзила был просто необъятный. Во мне шесть футов пять дюймов роста и мне приходится быть осторожным, входя в стандартный дверной проем шириной тридцать дюймов, чтобы не задеть плечами за косяк. Но этот тип был по крайней мере на шесть дюймов выше меня и дюймов на десять шире в плечах. И весил он фунтов на двести больше моего. А может быть, и еще больше. Меня до мозга костей проняла неприятная дрожь, что бывает всегда, когда я сталкиваюсь с великаном, рядом с которым чувствую себя маленьким. Казалось, весь мир чуть сместился.

– Дьюк в тренажерном зале, – сказал верзила.

– А где этот зал?

– Внизу.

У него был высокий, пронзительный голос. Должно быть, верзила годами глотал стероиды как леденцы. У него были пустые матовые глаза и плохая кожа. Ему было лет тридцать с небольшим. Сальные светлые волосы, футболка, сквозь которую проступали бугры мышц, и спортивные трусы. Его руки были толще моих ног. В целом он производил впечатление карикатуры.

– Мы занимаемся перед завтраком, – продолжал верзила.

– Замечательно, – заметил я. – Ступай в зал.

– И ты тоже.

– Я никогда не занимаюсь.

– Дьюк тебя ждет. Если ты будешь работать у нас, тебе придется заниматься вместе со всеми.

Я взглянул на часы. Двадцать пять минут седьмого. Время неудержимо бежит.

– Как тебя зовут? – спросил я.

Верзила не ответил. Только посмотрел на меня так, словно я пытался заманить его в ловушку. Это еще одна проблема стероидов. В большом количестве они плохо влияют на способность соображать. А у верзилы, похоже, по этой части и отправная точка была недалеко от нуля. Он был жестокий и глупый. Пожалуй, лучше не скажешь. Сочетание ужасное. Это было написано у него на лице. Он мне не понравился. Пока что мне никак не удавалось проникнуться симпатией к своим новым коллегам.

– По-моему, это не трудный вопрос, – продолжал я.

– Поли, – сказал верзила.

Я кивнул.

– Рад познакомиться, Поли. Моя фамилия Ричер.

– Знаю, – буркнул тот. – Ты служил в армии.

– Это тебя чем-то не устраивает?

– Терпеть не могу офицеров.

Я кивнул. Значит, меня проверили. Теперь они знают, какое у меня было звание. То есть у них есть доступ к закрытым системам.

– И почему? – спросил я. – Ты не смог сдать экзамен на офицерское звание?

Поли промолчал.

– Пойдем искать Дьюка, – предложил я.

Поставив стакан, Поли провел меня по коридору через дверь до деревянной лестницы в подвал. Под особняком находился еще целый подземный этаж. Должно быть, его выдолбили в скале. Стены были из камня, местами залатанного и выровненного штукатуркой. Воздух здесь был сырой и затхлый. Под самым потолком в клетках из проволоки болтались голые лампочки, Комнат было много. Одно помещение, выкрашенное белой краской, оказалось достаточно просторным. Пол был застелен белым линолеумом. В помещении стоял сильный запах застарелого пота. Вдоль стены выстроились велотренажер, беговая дорожка и силовой тренажер, а к крюку под потолком были подвешены тяжелая боксерская груша и рядом другая груша поменьше. На полке лежали боксерские перчатки. В стойке стояли грифы от штанг, а на полу рядом со скамейкой возвышались круги. У тренажеров стоял Дьюк. На нем был все тот же темный костюм. Он выглядел очень уставшим, словно ему пришлось провести на ногах всю ночь. Утром он не успел вымыться. Его спутанные волосы выглядели ужасно, костюм был помят, особенно пиджак сзади.

Поли сразу же начал выполнять какие-то сложные упражнения. Из-за огромной мускулатуры движения его рук и ног были ограничены. Он не мог достать до плеч пальцами. У него были слишком большие бицепсы. Я посмотрел на силовой тренажер. Всевозможные рычаги, рукоятки, захваты. Мощные черные тросы тянулись через блоки к высокой стопке свинцовых пластин. Для того, чтобы сдвинуть все это с места, надо иметь огромную силищу.

– Ты занимаешься? – спросил я у Дьюка.

– Не твое дело, – ответил тот.

– И я тоже нет.

Повернув свою слоновью шею, Поли посмотрел на меня. Затем улегся спиной на скамейку и поерзал так, чтобы плечи оказались под штангой, лежащей на подставке. На штангу с каждой стороны было надето по толстой пачке дисков. Покряхтев, Поли обвил руками гриф и высунул язык, словно готовясь к чему-то очень ответственному. Затем напряг руки и приподнял штангу с подставки. Гриф прогнулся и задрожал. Вес дисков был такой большой, что гриф выгнулся дугой, как в старом кино про советских штангистов на олимпиаде. Снова закряхтев, Поли выпрямил руки, поднимая штангу до конца. Продержав ее так пару секунд, он расслабил руки, и штанга с грохотом упала на подставку. Повернув голову, Поли пристально посмотрел на меня, как будто это должно было произвести на меня впечатление. Он действительно произвел на меня впечатление, но не то, на которое надеялся. Штанга была тяжелая, и у Поли была могучая мускулатура. Но мышцы, накаченные стероидами, лишены своего главного качества. Выглядят они потрясающе, и если применять их против статической нагрузки, получается замечательно. Но они очень медлительные и тяжелые и утомляют своего обладателя уже тем, что их приходится носить.

– Ты сможешь отжать в положении лежа четыреста фунтов? – спросил Поли.

От напряжения он немного запыхался и не мог отдышаться.

– Никогда не пробовал.

– Хочешь попробовать прямо сейчас?

– Нет, – сказал я.

– Эй ты, тряпка, это тебе поможет накачаться.

– Ты забыл, что я офицер, – сказал я. – Мне не нужно качать мышцы. Если мне понадобится отжать в положении лежа четыреста фунтов, я просто найду какую-нибудь здоровенную глупую гориллу и прикажу ей сделать это вместо меня.

Поли сверкнул глазами. Не обращая на него внимание, я посмотрел на тяжелую грушу. Стандартное оборудование тренажерного зала. Не новая. Я толкнул грушу ладонью, и она мягко закачалась на цепи. Дьюк внимательно следил за мной. Затем он посмотрел на Поли. Я не понял, что означает этот обмен взглядами. В свое время мы широко использовали такие тяжелые груши для отработки навыков рукопашного боя. Чаще всего мы в обычной одежде отрабатывали удары ногами. Однажды много лет назад я распорол грушу каблуком. Из дыры посыпался песок. Наверное, на Поли это произвело бы впечатление. Но я не собирался повторять это сейчас. У меня в ботинке было спрятано устройство электронной почты, и я не хотел его сломать. Мелькнула абсурдная мысль сказать Даффи, чтобы в следующий раз она прятала такое устройство в каблук левой ноги. Впрочем, Даффи левша. Возможно, она была уверена, что как раз делает так как нужно.

– Ты мне не нравишься, – вдруг сказал Поли.

Он смотрел мне в глаза, поэтому я предположил, что он обращается ко мне. У него были крохотные глазки. Кожа блестела. Он был ходячим складом химических препаратов. Экзотические соединения буквально лезли у него из ушей.

– Нам надо побороться руками, – продолжал Поли.

– Что?

– Заняться армрестлингом, – объяснил он.

Поли легко и бесшумно приблизился ко мне. Рядом с ним я ощутил себя карликом. Он практически закрыл свет. От него несло по#769;том.

– У меня нет желания заниматься армрестлингом, – сказал я.

Я заметил, что Дьюк следит за мной. Затем я взглянул на руки Поли, сжатые в кулаки. Они были не такими уж огромными. Стероиды не влияют на силу рук; эти мышцы нужно разрабатывать специальными упражнениями, а большинству «качков» это даже в голову не приходит.

– Козел, – сказал Поли.

Я молчал.

– Козел, – повторил он.

– Что получает победитель? – спросил я.

– Удовлетворение.

– Хорошо.

– Что хорошо?

– Хорошо, давай попробуем.

Похоже, Поли был удивлен, но тем не менее он быстро вернулся к скамейке со штангой. Сняв пиджак, я бросил его на руль велотренажера. Расстегнул манжету на правой руке и закатал рукав до плеча. По сравнению с рукой Поли моя казалась тощей. Однако моя ладонь была даже чуть шире. И пальцы длиннее. Кроме того, тем немногим мышцам, что были у меня, я был обязан наследственности, а не фармацевтической промышленности.

Опустившись на колени друг напротив друга, мы поставили локти на скамью. Лучевые кости Поли был чуть длиннее моих, то есть он должен был выгибать запястье, что было очком в мою пользу. Сложив ладони, мы сплели пальцы. Рука Поли была холодной и влажной. Дьюк занял место у торца скамьи, словно рефери.

– Начали! – сказал он.

Я пошел на обман с самого начала. Суть армрестлинга состоит в том, чтобы усилием локтевого и плечевого суставов развернуть руку вниз, увлекая вместе с этим руку соперника. У меня не было никаких шансов сделать это. Только не в единоборстве с этим верзилой. Совсем никаких шансов. В лучшем случае мне удалось бы просто удержать свою руку на месте. Поэтому я даже не стал стараться завалить руку Поли. Я просто стиснул его ладонь. Миллион лет эволюции сделал большой палец человека противостоящим остальным четырем пальцам, таким образом дав возможность использовать руку как клещи. Обхватив костяшки пальцев Поли, я безжалостно сжал их. А руки у меня очень сильные. Я сосредоточился на том, чтобы удерживать свою руку в вертикальном положении. Уставился прямо в глаза Поли и стиснул его руку с такой силой, что у него хрустнули пальцы. Потом я нажал сильнее. Еще сильнее. Поли не сдавался. Он был невероятно силен. Он давил на меня. Я обливался по#769;том и учащенно дышал, стараясь изо всех сил не проиграть. Так продолжалось около минуты. Мы молча напрягали руки, чуть дрожавшие от усилий. Затем я нажал сильнее. Дал боли разлиться по руке Поли. Увидел, как она отразилась у него на лице. После этого нажал еще сильнее. Это действует безотказно. Когда противник начинает думать, что боль достигла предела, становится еще хуже. А потом еще и еще, словно затягивается храповик. Все хуже и хуже, как будто впереди ждет целая бесконечная вселенная мучений, нарастающих, нарастающих и нарастающих с неумолимостью машины. Противник теперь может думать только о своих страданиях. И у него в глазах мелькают первые признаки паники. Он понимает, что я действую обманом, но ничего не может с этим поделать. Нельзя же просто беспомощно воскликнуть: «Он делает мне больно! Это нечестно!» В этом случае козлом станет он, а не я. А этого допустить нельзя. Поэтому противник глотает боль, гадая только о том, станет ли еще хуже. А хуже становится. Обязательно. Впереди еще много боли. Не отрывая взгляда от глаз Поли, я стискивал его руку сильнее и сильнее. От пота его ладонь взмокла, поэтому моим пальцам было легко скользить, сжимаясь все туже и туже. Внимание Поли не отвлекалось на зажатую кожу. Вся боль была сосредоточена в костяшках пальцев.

– Достаточно, – крикнул Дьюк. – Ничья.

Я не разжимал руку. Поли не ослабил давление. Его рука была непоколебимой, словно дерево.

– Я сказал, достаточно! – повторил Дьюк. – Болваны, вас ждет работа.

Я приподнял локоть, чтобы Поли не смог застать меня врасплох последним отчаянным рывком. Он отвел взгляд, убирая руку со скамьи. Мы разжали пальцы. Рука Поли была покрыта отчетливыми белыми и красными пятнами. Подушечка моего большого пальца горела огнем. Поднявшись с колен, Поли выпрямился и быстро вышел из зала. Послышались его грузные шаги по деревянной лестнице.

– Это была большая глупость, – заметил Дьюк. – Ты только что нажил себе еще одного врага.

Я никак не мог отдышаться.

– Что, я должен был проиграть?

– Возможно, так было бы лучше.

– Я так не привык.

– Значит, ты дурак.

– Ты начальник охраны, – сказал я. – Тебе следовало бы приказать Поли перестать играть в детство.

– Это не так-то просто.

– Тогда избавься от него.

– Это тоже не так-то просто.

Я медленно поднялся. Опустил рукав и застегнул манжету. Взглянул на часы. Уже почти семь часов утра. Время неумолимо идет.

– Чем я буду заниматься сегодня? – спросил я.

– Водить грузовик, – сказал Дьюк. – Ты ведь умеешь водить грузовик, так?

Я кивнул, потому что отпираться было глупо. Спасая Ричарда Бека, я был за рулем фургона.

– Мне нужно принять душ, – сказал я. – И переодеться.

– Обратись к горничной, – устало бросил Дьюк. – Я что тебе, черт побери, лакей?

Смерив меня взглядом, он направился к лестнице, оставив меня одного. Встав, я потянулся, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и тряхнул кистью, разминая ее. Затем подхватил пиджак и отправился на поиски Терезы Даниэль. Теоретически она могла содержаться взаперти где-то здесь. Но я ее не нашел. Подземный этаж представлял собой лабиринт помещений, высеченных в скале. Назначение большинства из них было очевидно. Я увидел котельную с гудящим котлом и сплетением труб. Рядом была прачечная с большой стиральной машиной, установленной на высоком деревянном столе, чтобы вода под действием силы тяжести сливалась в трубу, уходящую в стену на уровне колена. Затем шли кладовые. Две комнаты были заперты. Двери очень прочные. Я внимательно прислушался, но не услышал ни звука. Я даже осторожно постучал, но ответа не было.

Поднявшись наверх, я застал в коридоре первого этажа Ричарда Бека и его мать. Ричард вымыл голову и зачесал волосы налево, чтобы скрыть отрезанное ухо. Приблизительно так же поступают мужчины в годах, скрывая лысину на макушке. У него на лице по-прежнему проступала борьба противоречивых чувств. Ему было уютно в безопасном полумраке дома, но я видел, что он ощущает себя словно в ловушке. Казалось, Ричард был рад видеть меня. И не только потому, что я его спас; похоже, для него я был олицетворением внешнего мира.

– С днем рождения, миссис Бек, – сказал я.

Элизабет Бек улыбнулась, польщенная тем, что я не забыл. Сегодня она выглядела лучше, чем вчера. Она была лет на десять старше меня, но если бы мы случайно встретились где-нибудь в баре, клубе или в поезде дальнего следования, я, наверное, обратил бы на нее внимание.

– Какое-то время вы поживете у нас, – сказала миссис Бек.

Затем до нее дошло, почему именно я задержусь у них в гостях. Я прятался, потому что убил полицейского. Смутившись, она отвела взгляд и быстро пошла прочь. Ричард последовал за ней, один раз обернувшись на меня. Я снова отыскал кухню. Поли там не было. Вместо него я застал там Захарию Бека.

– Какое у них было оружие? – без предисловий начал он. – У тех типов из «тойоты»?

– У них были «узи», – сказал я. «Подобно всем хорошим обманщикам, надо максимально придерживаться правды». – И граната.

– Какие именно «узи»?

– «Микро», – сказал я. – Самые маленькие.

– Магазины?

– Короткие. На двадцать патронов.

– Ты уверен?

Я кивнул.

– Ты хорошо разбираешься в оружии?

– Эти пистолеты-пулеметы были разработаны лейтенантом израильской армии, – сказал я. – Его звали Узиэль Гал. Он был мастер на все руки. Ковырялся со старыми пистолетами-пулеметами чехословацкого производства модель 23 и модель 25 до тех пор, пока не получилось что-то совершенно новое. Это было еще в 1949 году. Первый «узи» пошел в серийное производство в 1953 году. По лицензии выпускался в Бельгии и Германии. Мне достаточно часто приходилось встречаться с ними.

– И ты абсолютно уверен, что это были модели «Микро» с короткими магазинами?

– Абсолютно.

– Хорошо, – сказал Бек таким тоном, словно это имело для него большое значение.

Затем он вышел с кухни. Я остался стоять на месте, размышляя о той срочности, с которой Захария Бек задал свои вопросы, и о мятом костюме Дьюка. Это сочетание меня сильно встревожило.

Отыскав горничную, я сказал ей, что мне нужна одежда. Та ответила, что отправляется в магазин за продуктами, и показала длинный список. Я попытался объяснить, что вовсе не прошу ее купить мне одежду. Пусть принесет мне чью-нибудь. Залившись краской, горничная затрясла головой и ничего не сказала. Затем откуда-то появилась кухарка. Сжалившись надо мной, она приготовила яичницу с беконом. И сварила кофе, что пролило луч света на весь предстоящий день. Я съел яичницу, выпил кофе и поднялся в свою комнату. Горничная оставила в коридоре на полу перед дверью аккуратно сложенную одежду. Черные джинсы и черную джинсовую рубашку. Черные носки и белое нижнее белье. Все было свежевыстиранное и тщательно отутюженное. Я решил, что одежда принадлежит Дьюку. Вещи Бека или Ричарда были бы мне малы, а в одежде Поли я выглядел бы так, словно нацепил на себя палатку. Подобрав вещи, я зашел в комнату. Заперся в ванной, снял ботинок и проверил устройство электронной почты. Мне поступило одно сообщение. От Сюзен Даффи. «Твое местонахождение установлено по карте. Мы устроимся в мотеле на шоссе И-95 в 25 милях к ю-з от тебя. Ответ от Пауэлла кавычки только для твоих глаз, оба УД после 5,10-2,10–28, кавычки закрываются. Как успехи?»

Я улыбнулся. Пауэлл не забыл наш жаргон, «Оба УД после 5» означало, что телохранители прослужили в армии пять лет, после чего были уволены досрочно. Пять лет – это слишком большой срок, чтобы увольнение можно было объяснить врожденной непригодностью к службе или недостатками подготовки. Такое проявилось бы значительно раньше. Вылететь из армии, прослужив пять лет, можно только если ты очень плохой человек. Ну а коды 10-2 и 10–28 не вызывали сомнений. Код 10–28 был стандартным ответом на запрос о качестве радиоприема и означал «сигнал сильный и отчетливый». Код 10-2 означал «срочно необходима медицинская помощь». Но на жаргоне военной полиции оба кода вместе означали: «этих ребят необходимо обязательно убрать». Пауэлл заглянул в архив, и ему не понравилось то, что он там увидел.

Нажав клавишу «ответ», я набрал: «Пока что никаких успехов, ждите новостей». Отослав сообщение, я убрал устройство в каблук. Под душем я пробыл недолго. Смыл пот тренажерного зала и переоделся в свежее белье. Обувь, пиджак и плащ я оставил свои. Спустившись вниз, я застал в коридоре Захарию Бека и Дьюка. Оба были в плащах. Дьюк держал ключи от машины. Он до сих пор так и не помылся. Он по-прежнему казался усталым. Увидев меня, Дьюк недовольно нахмурился. Возможно, ему было неприятно видеть меня в своей одежде. Входная дверь была распахнута, и я увидел, как мимо проехала в старом запыленном «саабе» горничная, направляющаяся за покупками. Быть может, ей предстоит купить торт имениннице.

– Пошли, – сказал Бек таким тоном, будто нас ждала работа, а времени было в обрез.

Мы прошли через входную дверь. Металлодетектор пискнул дважды, по одному разу на Бека и Дьюка, а на меня промолчал. Воздух на улице был прохладный и свежий. На небе ни облака. На кругу у крыльца ждал черный «кадиллак» Бека. Дьюк открыл заднюю дверь, и Бек устроился сзади. Дьюк сел за руль. Я сел рядом с ним, что показалось мне самым подходящим. Все молчали.

Дьюк завел двигатель, включил передачу и поехал по дорожке. Я увидел, как Поли вдалеке отпирает ворота для «сааба» горничной. Он снова надел костюм. Мы пронеслись мимо него и направились на запад, прочь от моря. Обернувшись, я увидел, как Поли закрывает за нами ворота.

Проехав пятнадцать миль вглубь материка, мы свернули на север, на шоссе, ведущее к Портленду. Уставившись прямо вперед, я гадал, куда меня везут. И что будет, когда доставят на место.

Меня привезли в морской порт, расположенный на окраине города. Над водой поднимался лес мачт, труб и надстроек, на причалах суетились огромные краны. На заросших бурьяном пустырях громоздились брошенные контейнеры. Вдоль низких пакгаузов сновали туда и сюда грузовики. В воздухе кружились чайки. Дьюк въехал в ворота на маленький дворик, вымощенный растрескавшимся бетоном, кое-где заплатанным асфальтом. Во дворе не было ничего, кроме сиротливого автофургона в центре. Это был грузовик средних размеров, переделанный из бортового пикапа, на раму которого установили большой фургон. Фургон был шире кабины и нависал над ней. Машина, какую можно найти в любом агентстве проката. Не самая маленькая, не самая большая. На фургоне не было никаких надписей. Грузовик был выкрашен синей краской, сквозь которую проступали ржавые подтеки. Он был старым, и всю жизнь прожил на соленом воздухе.

– Ключи в кармане на двери, – сказал Дьюк.

Подавшись вперед, Бек протянул мне листок бумаги. На нем были указания, как найти какой-то адрес в Нью-Лондоне, штат Коннектикут.

– Отгонишь грузовик строго по указанному адресу, – сказал Бек. – Это стоянка, похожая на ту, где мы сейчас находимся. Там будет ждать другая абсолютно такая же машина. Ключи также в кармане на двери. Оставишь эту, а ту пригонишь сюда.

– И не заглядывай ни в ту, ни в другую, – добавил Дьюк.

– Поедешь медленно, – продолжал Бек. – Не нарушай правила. Не привлекай внимание.

– А в чем дело? – спросил я. – Что в этих машинах?

– Ковры, – ответил у меня за спиной Бек. – Я думаю о тебе, вот и все. Тебя разыскивает полиция. Так что лучше вести себя тихо. Не торопись. Остановись, перекуси и выпей кофе. Веди себя естественно.

На этом инструктаж закончился. Я вышел из «кадиллака». В воздухе пахло морем, мазутом, автомобильными выхлопами и рыбой. Дул ветер. Со всех сторон доносились невнятный промышленный гул и крики чаек. Я направился к синему грузовику. Обошел его сзади и увидел, что рукоятка дверцы фургона опломбирована свинцовой пломбой. Я открыл водительскую дверь. Нашел ключи. Сел за руль и завел двигатель. Пристегнулся, устроился поудобнее, включил передачу и выехал со стоянки. Бек и Дьюк, оставаясь в «кадиллаке», проводили меня взглядом. Их лица оставались равнодушными. Постояв на первом перекрестке, я повернул налево и поехал на юг.