"Владимир Гуфельд. Любовь от нечего делать" - читать интересную книгу автора

Владимир Гуфельд

ЛЮБОВЬ ОТ НЕЧЕГО ДЕЛАТЬ

Любовь и паста
или
КОРОЛЕВСКИЙ ПОЦЕЛУЙ


- Слущай, вспомнил неплохую историю:
Это было года... да... два года назад. Я тогда учился в этом распрекрасном
институте на втором курсе... "На втором курсе!" - хорошо сказано. Это был
ещё не второй, хотя уже и не первый - лето. Как раз стройотряд. Строили...
коровник, что ли?.. Ну да ладно, это не важно.
Один мой приятель возьми да и втюрься в бельчонка с нашего курса. Ну,
влюбился он давно, а прикипело это только тогда. Ну, опыта у парня не
было, как за дело взяться - он не знает. В общем, там такое заварилось! Ох
и поливала она его! Бельчонок, Бельчонок, а кусалась, как собака. Ну и
лаялись! Я этому парню не завидовал. Представляешь - с любимой девчонкой -
на ножах. А что он чувствовал?! Выслушивать такое от неё! А каково самому
ругать самого дорогого для тебя человека, как..! Столько раз мечтать
целовать яркие огни её глаз и вместо этого обжигаться об их ненависть! Да,
тогда я ему не завидовал.
- А сейчас?
- Слушай дальше, не перебивай.
Общежитие для коров отстроили, стройдни пролетели, и вот наступил
последний день. И этот день, видно, добряче ущипнул Бельчонка, потому что
та... Нет, послушай, как это было. На первых танц-вечерах приятель
приглашал её, и не раз. Но она вечно отказывалась: то не хочется, то
устала, то внезапно разучилась, то там... разное-несуразное... Он и
перестал приглашать. Но в последнее время Надежда (одна из нарема этого
нахального Амура) нашептала ему на ушко, что Бельчонок на танцах начала
посматривать на своего врага выжидательно-тоскливым взглядом с оттенком
нежности. (Может, это было и на самом деле, а может - всего лишь шутка
Великой Аферистки?) Главное, что мой приятель решился. И набравшись...
набравшись наглости, подошёл к своей анаконде:
- Разрешите вас пригласить.
- Извини, я устала.
- А на мой взгляд, вы ошибаетесь.
Обычная девушка, милостливо улыбнувшись, позволила бы заключить себя в
танцевальные объятия - единственные объятия, которые даже пуритане (если я
не ошибаюсь) разрешали между не "ЕЁ парнем" и не "ЕГО девушкой". Но так
поступила бы, повторяю, обычная девушка. Но только не эта. Эта была
особенная. (Что за девчонка!) Эта была не такая, как все. Она наградила
его такими комплиментами и таким пылом, с каким только большая очередь
любезно награждает пенсионера, или с каким учитель награждает ученика,
помнящего о своих правах, но забывшего об обязанностях преподавателя. Всё
это было подано так мило, что он начал опасаться, как бы она не
сфотографировала свою (милую его сердцу) ладошку об его (раскалённое от
ненависти) лицо. (Да-а, он, видно, был её любимой мозолью!)