"Виктор Мари Гюго. Отверженные (полностью)" - читать интересную книгу автора

- А где будут судить королевского прокурора? - спросил епископ.
В Дине произошел трагический случай. Один человек был приговорен к
смертной казни за убийство. Этот бедняга, не очень образованный, но и не
вполне невежественный, был ярмарочным фокусником и ходатаем по делам. Весь
город с любопытством следил за процессом. Накануне дня, на который была
назначена казнь, заболел тюремный священник. Необходимо было отыскать
другого пастыря, который находился бы при осужденном в последние минуты его
жизни. Обратились к приходскому священнику. Тот отказался, причем будто бы в
таких выражениях:
- Это меня не касается. С какой стати я возьму на себя обузу и стану
возиться с этим канатным плясуном? Я тоже болен. И вообще мне там не место.
Его ответ был передан епископу, и тот сказал:
- Кюре прав. Это место принадлежит не ему, а мне.
Он сейчас же отправился в тюрьму, спустился в одиночную камеру
"канатного плясуна", назвал его по имени, взял за руку и начал говорить с
ним. Он провел с ним весь день, забыв о пище и о сне, моля бога спасти душу
осужденного и моля осужденного спасти свою душу. Он рассказал ему о
величайших истинах, которые в то же время являются самыми простыми. Он был
ему отцом, братом, другом и, только для того чтобы благословить его, -
епископом. Успокаивая и утешая, он просветил его. Этому человеку суждено
было умереть в отчаянии. Смерть представлялась ему бездной. И с трепетом
стоя у этого зловещего порога, он с ужасом отступал от него. Он был
недостаточно невежествен, чтобы оставаться совершенно безучастным. Смертный
приговор потряс его душу и словно пробил ограду, отделяющую нас от тайны
мироздания и называемую нами жизнью. Беспрестанно вглядываясь сквозь эти
роковые бреши в то, что лежит за пределами нашего мира, он видел одну лишь
тьму. Епископ помог ему увидеть свет.
На другой день, когда за несчастным пришли, епископ был возле него. В
фиолетовой мантии, с епископским крестом на шее, он вышел вслед за ним и
предстал перед толпой бок о бок со связанным преступником.
Он сел с ним в телегу, он взошел с ним на эшафот. Осужденный, еще
накануне угрюмый и подавленный, теперь сиял. Он чувствовал, что душа его
умиротворилась, и уповал на бога. Епископ обнял его и в тот момент, когда
нож гильотины уже готов был опуститься, сказал ему:
- Убиенный людьми воскрешается богом; изгнанный братьями вновь обретает
отца. Молись, верь, вступи в вечную жизнь! Отец наш там.
Когда он спустился с эшафота, в его глазах светилось нечто такое, что
заставило толпу расступиться. Трудно сказать, что больше поражало -
бледность его лица или безмятежное его спокойствие. Возвратясь в свое
скромное жилище, которое он с улыбкой называл "дворцом", епископ сказал
сестре:
- Я только что отслужил торжественную панихиду.
Самые высокие побуждения чаще всего остаются непонятыми, и в городе
нашлись люди, которые, обсуждая поступок епископа, сказали:
- Это желание порисоваться.
Впрочем, так говорили только в салонах. Народ же, не склонный
подозревать дурное в благих деяниях, был тронут и восхищен.
А для епископа зрелище гильотины явилось ударом, от которого он долго
не мог оправиться.
Действительно, в эшафоте, когда он воздвигнут и стоит перед вами, есть