"Остров и окрестные рассказы" - читать интересную книгу автора (Петрович Горан)

ОСТРОВ

Однажды, на девятое лето нашего пребывания на Острове, глухой звук распорол сеть предрассветной тишины, словно какое-то судно выстрелом кормового орудия высокомерно объявило о своем прибытии в гавань. Мы повскакали с постелей и быстро, как только могли, выбрались наружу. Поздно! — растянутые повсюду нити порвались, богатый улов росы исчезал в земле, а сновиденья, подобно почти бездыханным рыбкам, трепетали в траве. Мы снова порадовались, что построили нашу хижину так близко от входа в Пещеру. Немного оставшихся снов нам удалось спасти именно благодаря тому, что до тишины внутри нее было рукой подать.

Однако тут же стало ясно, что ущерб, вызванный неразберихой, возникшей в результате выстрела, гораздо больше. Горизонт в восточном окне искривился, стремительно спустившаяся тьма вызвала повсюду на Острове птичий переполох, а страхи углубили опасно отвесные промоины. По одному из этих взбунтовавшихся оврагов мы спустились к Лунной бухте, не обращая внимания на ушибы и царапины. Как бы то ни было, мы выбрались на серебряный песок, омываемый волнами Океана, и здесь, перед горизонтом, остановились. Неподалеку от берега, в начале дали, там, где нижние течения словно гребнем разделяют островную воду и воду открытого моря, покачивалось судно, каравелла со спущенными парусами — у ветра в то утро ничего не получалось, и флаги на мачтах увяли до невозможности их опознать. Тем не менее сразу бросалось в глаза, что это не был обычный, рядовой визит. К нам и раньше заносило приливом разные события и предметы, и гости сюда, случалось, прибывали, кто в обычных плоскодонках, а кто просто вплавь. Однако на столь крупном судне к нам до сих пор никто не приближался, то ли из-за скал на подступах к Острову, то ли из-за того, что он находился вдали от морских путей, а скорее всего потому, что вообще не был обозначен на навигационных картах.

Над парусником, это было ясно видно, все еще полз вверх дым от выстрела пушки, а с правого борта уже спускали четырехвесельную шлюпку с явным намерением положить конец нашим ожиданиям.

— Хорошо, что мы спасли хоть немного снов, — сказал я своей жене, только для того, чтобы не молчать.

— Помнишь, как большая морь в клочки изодрала нам сети тишины? Не будь Пещеры, мы остались бы без целого зала снов! — откликнулась она по той же причине.

Наша дочка не умеет притворяться, как взрослые, поэтому она громко задала тот вопрос, который мы уже четверть часа повторяли про себя:

— Кто это к нам приехал?

Волны отнесли лодку немного восточнее нашей вопросительности. Тем не менее можно было разглядеть, как пять силуэтов выскакивают на берег и отработанными движениями вытаскивают лодку на песчаную косу. Прибывшие некоторое время оглядывались по сторонам, словно давно уже не видели утра, а потом двинулись в нашу сторону. Чтобы продемонстрировать добрую волю, мы направились к ним навстречу. Примерно в это же самое время поднялся легкий ветерок, и силуэты проявились до состояния, в котором их можно было хоть как-то описать.

Впереди прибывших на Остров шел крупный мужчина в роскошном наряде, с пуговицами искусной работы, кружевами и перекрещивающимися лентами. На голове у него была широкополая шляпа. Под полями разливалась тень до середины лица, где начиналась борода, ее полуседые пряди почти достигали пояса. Он был перепоясан ремнем, на котором висел меч, однако моя жена совершенно по-женски, что вполне естественно, заметила:

— Нет сомнения, судя по трепету на ветру, на рукавах у него настоящее португальское кружево!

За высоким шли двое. Первый был кривоног, скромного роста и одеяния, в глаза бросалась только смешная двурогая шляпа, комично сдвинутая на затылок. Второй выглядел довольно полным, причем не столько из-за обычной полноты, сколько из-за напыщенности. Опережая его на целую заметность, выделялся сверкающий отсвет золотой цепочки от часов, засунутых в кармашек слишком тесной жилетки. Позади, отстав от остальных на несколько шагов, медленно брели еще двое путешественников. Скорость передвижения одного, в темном костюме, с аккуратно подстриженной бородкой и в очках, тормозили глубокие размышления. Пятый, точнее пятая, ибо это была гостья, оказалась светловолосой и в совершенно неподходящей обуви. Ее высокие каблуки то и дело тонули в песке, отчего казалось, что ей, вынужденной постоянно балансировать, просто не хватит движений добраться до нас.

Лунную бухту я знал хорошо. Мы остановились ровно в пятидесяти миллионах песчинок от них. Дальнейшее изучение пришельцев я предоставил своей жене и нашей дочке. А сам попытался понять, какое впечатление производим на них мы. По выражениям лиц посетителей я заключил: не слишком благоприятное. Мы были босы, одеты в скромную одежду из простого полотна. Правда, моя жена носила бусы из прекрасных раковин морской улитки, которая называется Закрученный Шум, а ребенок, как и всегда, имел на себе детскую улыбку. Однако все это не произвело на чужаков никакого впечатления. Поэтому я совсем не удивился, когда тот, кто шел первым, довольно холодно спросил:

— Где мы находимся? Каково название этого острова?

— Мы называем его просто наш Остров, — ребенок опять успел открыть рот первым. — Слово «наш» мы произносим с маленького, а слово «Остров» с большого звука.

— Наш Остров?! Почему же я не обнаружил его на картах? — снова спросил тот же самый, таким же прохладным тоном.

Только тут я заметил под мышкой его левой руки охапку больших и маленьких рулонов — вероятно, карты этой части Океана. Из них капала вода темного цвета, как раз такого, как у волн в открытом море.

— По правде сказать, на картах его нет, — ответила моя жена. — Когда здесь проходило последнее судно, суши и не было. Просто стояла голая скала, которую мореплаватели не захотели удостоить именем и внести в лоции хотя бы из чувства самосохранения. Остров здесь теперь только потому, что мы его постепенно подсыпаем. Песчинку за песчинкой, камень за камнем — вот так и выросло то, что сейчас у вас под ногами.

К нашему удивлению, гость, который носил на себе полноту, напыщенность и свисавшую из кармашка золотую цепочку, отреагировал молниеносно. Его речь была прожорливой, а от спешки слова казались неприятно потными:

— Песок и камни из Океана? Прекрасно! В таком случае остров не ваш! Как раз наоборот, коль скоро Океан и все ему принадлежащее относится к нашим владениям, то, следовательно, остров создан из нашего имущества и может считаться нашей неприкосновенной собственностью!

Кто-то из нас троих открыл рот, чтобы попытаться что-то произнести, но тут четвертый, малоприсутствующий в разговоре путешественник стремительно возвратился из своих размышлений на землю, с любопытством снял очки и произнес:

— А кто вы такие?

Мы растерянно назвали свои имена.

Я вынес из нашей хижины несколько деревянных колод и положил их перед входом. Должно быть, гости очень устали, потому что они решили отложить в сторону и надменное поведение, и легкое презрение к нам. Моя жена предложила им воду и фрукты. Только теперь, вблизи, я заметил, что почти все они уже серьезно подпорчены годами. К тому же первый был измучен цингой. У второго, в двурогой шляпе, что-то постоянно искривляло изнутри улыбку, превращая ее в гримасу. Третий выглядел нездоровым в целом. Под глазами четвертого оставила темные круги бессонница. Кроме того, сейчас стало видно, что их одежда изношена, вся в мучительных заплатах, застиранная или обветшавшая, с присохшими морскими травинками, а в складках ее полно пыли и запахов застоявшихся ветров. Только внешность гостьи была безукоризненной, правда, если не обращать внимания на ее несколько странную привычку постоянно хлопать ресницами и строить глазки. И хотя с момента высадки все они казались мне откуда-то знакомыми, даже собрав вместе все их особые приметы, я не смог догадаться, кто они такие. Как можно учтивее я попросил гостей представиться.

Путешественники, словно почувствовав грозящую им опасность, снова вернулись к своему высокомерию.

— Фернандо Магеллан, — сказал первый. — Португальский исследователь, великий адмирал Королевства Испании и личный мореплаватель Его Величества Карла Пятого. Тебе, без сомнения, известно, что мой корабль «Виктория» первым в мире совершил плавание вокруг света, тем самым неопровержимо доказав, что Земля — это обычный шар!

Мне тут же вспомнились наблюдения моей жены. Действительно, манжеты на рукавах адмирала были из настоящих португальских кружев. Правда, не вполне чистых и не вполне целых. Время проделало печальные пустоты в некогда благородном переплетении нитей.

Второй гость оказался молчалив. Не проронив ни слова, будто храня на кого-то обиду, он вытянул вперед правую руку, до этого момента все время согнутую в локте и засунутую за борт не до конца застегнутого редингота. Содержимое своего кулака он на ладони поднес к моему незнанию. У меня перед глазами сверкнула золотая монета с его профилем, искаженным той же гримасой; вдоль кромки монеты шла надпись: «Bonaparte Premier Consul».

Третий путешественник встал, приподнялся на цыпочки, вдохнул побольше воздуха — казалось, он вот-вот лопнет от того значения, которое придает самому себе. Но довольно долго он ничего не произносил. Я уже испугался, что его удушит собственная важность, как он пробормотал:

— Ротшильд, банкир и барон...

Однако гостья все компенсировала. Оказалось, что она весьма и весьма склонна к монологу.

— Какой вздор! Такого со мной еще никогда не случалось! Просто не могу поверить, что наши хозяева меня не узнали! Ну постарайтесь, постарайтесь! Блондинка, безукоризненная фигура, глаза, родинка! Родинку видите? Во всем мире нет такой дыры, где бы меня не знали! Профессор утверждает, что в мечтах мужчин я существовала еще до собственного рождения. А где же профессор, куда он подевался?!

Действительно, куда делся четвертый путешественник? Видимо, воспользовавшись тем, что наша беседа стала столь увлеченной, он просто улизнул из разговора.

— Профессор! Герр Зигмунд! Профессор! — довольно раздраженно взывала блондинка.

— Я здесь, здесь! — наконец донесся голос из Пещеры, а вслед за ним у ее входа появилось и задумчивое лицо четвертого путешественника. — Должен признаться, я изумлен. Здесь полно снов! Вся пещера просто набита снами. Представляете: сны, и сны, и сны. Самые разные, такие, сякие. Одни как углубления не больше ласточкиного гнезда. Другие как залы, в которых может заночевать три роты солдат. Они капают со сводов и пробиваются из земли! Какая богатая добыча! А вы обследовали пещеру? Как далеко она уходит в глубину? Сколько в ней уровней?

— Обследовали?! — пожала плечами наша дочь. — Так она и состоит из наших снов. Таких Пещер очень много повсюду, на всем Архипелаге.

— Архипелаге?! — поперхнулся адмирал Фернандо Магеллан и тут же развернул свои карты.

Океан на картах вяло переваливался с боку на бок. Нигде не было отмечено ни пылинки суши. Повсюду простиралась бесконечная морская пустыня, по ее синей поверхности ползли сотни волн, увенчанных пеной. Дон Фернандо схватился за меч.

— Говорите! О каком архипелаге идет речь? Говорите, или я вас изрублю...

— Неужели вы не слышали, наш Архипелаг... — я попытался хоть что-то скрестить с его обнаженным оружием.

Но Магеллана это явно не удовлетворило. Поднятый вверх клинок рассек напополам мой ответ. Я обнял жену и ребенка, быстро прошептал для защиты короткую молитву, но тут неожиданно в небо взвился визг гостьи. Причина оказалась совершенно пустяковой. В ее волосы залетела букашка, которую мы называем «кусака». Адмирал смешался, опустил меч, его спутница продолжала визжать.

— Что за дикое место! Что за дикое место! — повторяла она.

— Мадам, не пугайтесь, это просто... — выдохнул я, несколько даже обиженный.

Тут она выпрямилась и разъяренно процедила:

— Что?! Какая я вам мадам! Господи, ведь даже и слепому должно быть ясно! Я Мэрилин Монро!

Только предложение показать Остров смогло смягчить гнев наших гостей. Их пятеро и нас трое — в таком составе отправились мы к самой высокой точке суши. В начале пути, пока тропинка поднималась под незаметным для глаза углом, путешественники беспардонно болтали, без счета соря словами на каждом шагу. Деваться было некуда, и я остановился, чтобы объяснить им, как здесь следует себя вести.

— Господа, прошу вас соблюдать тишину. До вершины остался переход в пять бесед, будьте любезны, не говорите вслух.

— О чем это вы? Что за пять бесед? Отвечай, сколько верст до места? Сколько шагов? Беседами не измеряют расстояние между двумя точками! — гости продолжали галдеть, и из-за их криков нам не удавалось толком удалиться от хижины.

— Здесь ваша система мер не действует, — осмотрительно произнесла моя жена. — Здесь расстояния измеряются словами.

— Как я вам и сказал, беседами, — добавил я. — Придется вам с этим смириться, если вы хотите добраться до вершины нашего Острова.

Путешественники еще некоторое время пошумели, но, осознав, что так никуда не попадут, один за другим подчинились моей просьбе.

— Все в порядке? Вы не устали? — я хотел поднять настроение путешественнику с гримасой.

— Ненавижу острова, — ответил он мне с таким чувством, что я тут же отказался от следующего вопроса.

Это обстоятельство было вполне кстати. Подъем не был крутым, и первую часть пути мы одолели быстро, почти тотчас поднявшись до второй беседы.

Великого адмирала Фернандо Магеллана интересовало, как получилось, что и остров, и упомянутый архипелаг не внесены в его карты. Он считал это результатом заговора, государственной измены.

— Мошенничество, вот что такое этот ваш жалкий клочок земли! — заключил он и подчеркнул свой вывод угрозой. — Закон говорит ясно: тот, кто не поставит в известность Испанское адмиралтейство и Королевскую корону относительно существования хотя бы обычной мели, должен быть наказан за самый страшный вид обмана, что значит — заслуживает публичного повешения. Будь мы у нас на борту, клянусь, ваши жизни уже украсили бы собой реи на наших мачтах!

Какая-то горячая сухость застряла у меня в горле. Я знал, что путешественники сами, без нашей помощи, не смогут найти вершину Острова. Но не приведут ли они в исполнение свои угрозы, когда мы окажемся наверху? Пока не поздно, я попытался высказать и свое мнение:

— Уважаемый дон Фернандо, когда более четырехсот лет назад вы совершали плаванье вокруг света, ваши корабли проходили именно здесь. Попытайтесь вспомнить, если не совсем забыли эти прозрачные островные воды, тогда здесь был край земной тверди. После вашего плаванья свет округлился, поменял свою форму на шар, а граница утонула в Океане истории. Тогда вы не удостоили вниманием этот край, стремясь все дальше и дальше. И те, кто последовал за вами, не замечали вершин былой горной цепи, они бездумно стремились вперед, желая раздвинуть границы мира.

— Не будьте столь дерзки, я не готов снова пачкать свой меч о вашу болтовню! — проревел Фернандо Магеллан. — Как вы отваживаетесь защищать отжившие представления о том, как выглядит мир? Как глиняная равнина? Пыль, окруженная бездной? Я плаваю уже очень давно, но такая наглость еще не засоряла мои паруса! Какая горная цепь?! Какие пучины?! Какой океан истории?!

Тот самый сухой комок буквально заткнул мне горло. Только взгляд на жену и ребенка придал мне сил продолжать:

— Да, горная цепь. Именно такая, как я и описал! Горная цепь повествования, которая была границей и защитой мира. Земля была плодородной долиной среди этих гор! Все, что возникло на свете, спустилось по отрогам этого повествования! И именно так все и было до тех пор, пока вы не растянули сети из меридианов и не утащили ими на дно истории все повествование! Мертвые узлы у вас называются метрами и милями! В новейшие времена вы заговорили о световых годах, а ведь вы не слепец, и сами, наверное, замечаете, что каждый день становится все мрачнее предыдущего! Сколько их, этих световых лет, отделяет нас от полной темноты?! Есть ли конец нашествию истории?! Что будет тогда, когда вы усвоите все мнимые знания?! Великий адмирал, что будет, когда повсюду останется одна только необъятная пучина Океана истории, когда не сохранится ни пяди суши, ни самого маленького кусочка повествования?!

— А вот мы и посмотрим, когда поднимемся на вершину, — снова пригрозил дон Фернандо, но мне уже стало легче — до третьей беседы было рукой подать.

— Пусть даже все именно так, — заговорил запыхавшийся барон Ротшильд. — Но ты не можешь не согласиться, что океан истории наш. Таким образом, право собственности на этот остров не вызывает сомнений. Любая суша, которая поддается измерениям, территориально принадлежит воде, которая ее окружает. А я уж не говорю о том, что вы создали этот остров, насыпая песок и камни, извлеченные из-под поверхности открытого моря.

— Это верно лишь отчасти, — взяла на себя оборону моя жена. — Затонувшая цепь повествования была вам не нужна, для вас это были просто покинутые всеми скалы. Мы поселились на земле, которая не принадлежит никому и принадлежит всем. Мы приложили огромный труд, чтобы все здесь устроить именно так, как сейчас. Мой муж годами нырял, смотрите: у него до сих пор белки красные. Ребенок по наитию распределял добытый под водой песок, камни, ракушки и кораллы. Мы создали пространство для жизни, едва лишь достаточное для того, чтобы вода не мочила нам ноги. Потом мы его увеличили, чтобы было где лечь и отдохнуть. Потом насыпали песчаную косу, чтобы было где бегать. После всего этого заливы и вершины...

— Я и сам вижу, что вы здесь создали, можете не повторять, — барон махнул рукой и остановился посмотреть на свои карманные часы.

Золотая цепочка вытягивалась очень долго. Оказалось, что та ее часть, которая сверкала снаружи, была несравнимо короче той, что скрывалась в кармашке. Интересно, что с каждым очередным вытянутым звеном барон Ротшильд терял в весе. Стало ясно, что степень его надменности определялась количеством золота. Я подумал, что на другом, дальнем конце цепочки к последнему звену прицеплены вовсе не часы, а его душа. Возможно, я и не ошибся, потому что барон вдруг словно устал и принялся запихивать цепочку обратно в кармашек. Вернувшись к своему прежнему облику, он холодно вынес приговор:

— Все это наше! Вы находитесь посреди океана, а вода — это наша собственность, причем в значительной степени лично моя! Черт побери, местечко довольно живописное, пожалуй, есть смысл вложить сюда деньги и устроить курорт!

— Ни за что! — единодушно возразили я, жена и ребенок.

— Но вы живете на земле, которая вам не принадлежит! Правда, если посмотреть шире, в любом другом месте ваше положение окажется таким же! Однако мы позаботимся, чтобы вы получили здесь хорошо оплачиваемую работу. Будете присматривать за островом, чтобы его не растащили, чтобы посетители не задерживались больше, чем на две недели... Впрочем, вас ознакомят со всеми требованиями по ходу обучения... — пыхтел и пыхтел барон, пока мы не добрались до четвертой беседы.

Четвертый этап восхождения потребовал от нас еще большего внимания. В этой части горного склона было множество отверстий, которые в глубине соединялись с главной Пещерой.

— Означает ли это, что весь остров покоится на одной огромной пещере? — спросил путешественник в очках.

— В известном смысле да, — ответил я. — Остров не маленький. Тех девяти лет, что мы здесь находимся, не хватило бы для того, чтобы из влечь из Океана все необходимое для создания такого участка суши. Чтобы выиграть во времени и строительном материале, мы сделали внутри одну большую Пещеру с бесчисленными коридорами, залами с отверстиями для света...

— И там вы храните сны, я видел своими глазами, только возле главного входа их тысячи, — алчно перебил меня герр Зигмунд.

— Совершенно верно, сны — это одновременно и украшение, и материал, из которого создана Пещера.

— Итак, весь остров покоится на снах, но можно ли сказать это и обо всем архипелаге? — продолжал расспрашивать профессор.

— В основном да, подземные кладовые со снами есть почти повсюду.

— Пещерно  примитивно,  но  интересно. Я возьму с собой на корабль несколько снов для изучения, — наконец-то открыл свои намерения господин Зигмунд.

— Не сердитесь, но это невозможно.

— Но речь идет о науке, — важно приосанился профессор.

— О науке? А не кажется ли вам, что наука — это просто красивое название для самого настоящего уничтожения природы? Исчезновение хотя бы одного сна нарушило бы эхо во всей Пещере. А если собственный голос не возвращается к вам или возвращается искаженным, то все остальное уже неважно.

Крайне недовольный отказом, профессор Зигмунд весь остаток пути что-то ворчал себе под нос.

— Я так устала, давайте прекратим пустую болтовню, — нетерпеливо вмешалась Мэрилин Монро. — Лучше подумаем, как назвать остров. По-джентльменски было бы дать ему мое имя.

— Но у него уже есть имя, — сказала наша дочка.

— Оно недостаточно звучное. Я ничего не понимаю ни в картах, ни в запутанных вопросах собственности, ни в охоте, ни в пещерах со снами, ни в их минералогии, или уж не знаю, как это там называется, но если вы меня спросите, что шикарно, а что нет, я отвечу вам сразу. Можете спорить о чем угодно, но я считаю, что именно я заслужила право дать имя этому острову.

— Ваши резоны ясны. Тем не менее я думаю, что это не будет сочетаться ни с вашим платьем, ни с родинкой. Кроме того, здесь кишмя кишит насекомыми, в траве полно колючек, дожди начинаются без предупреждения, бывает и невыносимая жара, на весь Остров только одна тропинка, которая к тому же на каждом шагу как минимум раздваивается. Опять же сомневаюсь, что вы помните даже собственное имя, данное вам при рождении... И кроме того, мы наконец дошли до конца нашего пути! — вздохнул я с облегчением.

В первый момент все замолчали. Наши гости, не говоря ни слова, с удивлением рассматривали горизонт. С самой высокой точки Острова открывался вид на значительную часть Архипелага. Остров за островом, как какая-то древняя, полузатопленная горная цепь тянулись они в хрустально чистой воде, ясно отделенной течениями от более темных вод Океана.

— Все острова возникли тем же способом, — говорил я. — Кто-то насыпал вершины, кто-то выровнял берега, кто-то засадил пустоши соснами, кто-то вырастил оливы, а кто-то посчитал, что с него будет довольно и простого покрова из обычной травы. Так что каждый работал в соответствии со своими желаниями и возможностями. Время от времени мы навещаем друг друга, обмениваемся семенами, обсуждаем распределение песчинок, способы поддерживать существование более слабых видов животных. Недавно мы получили в подарок детеныша единорога, а сами в ответ подарили только что вылупившуюся жар-птицу. Часто все вместе или по одиночке мы посещаем некоторые из островов. Так, по крайней мере раз в год бываем на так называемой земле Киша, там сейчас никто не живет, но для задумчивости лучшего места нет. Посмотрите туда — это сверкает на солнце знаменитый скалистый остров Шекспира, он дает редкую возможность почувствовать одновременно и нежность, и грубость жизни. Если кто-то заблудился, то истинным спасением для него будет оказаться по воле волн на песчаной косе Сервантеса, там для каждого найдется занятие. Праисторическая свежесть земли Гомера постоянно обновляется...

Увлеченный рассказом, я не сразу заметил, что Фернандо Магеллан заносит Архипелаг на свои карты. Рядом с названием каждого клочка суши он записывал и точную широту и долготу.

— Что вы делаете? — спросил я, пораженный.

— Только то, что входит в мои обязанности, — ответил он. — Отмечаю координаты вашего и окрестных островов, чтобы какие-нибудь корабли случайно на них не напоролись. Что делать с вами, мы решим позже. У барона Ротшильда есть предложение, но что касается меня, я буду настаивать на затоплении. В любом случае, дальнейшее расширение острова вам запрещается. Неужели вам не ясно, что, насыпая свои островки, в один прекрасный день вы действительно создадите сушу. Вы должны понимать, что вся необходимая суша уже существует. Нам и так пришлось освобождаться от Атлантиды, в новых континентах у нас потребности нет.

— Ах так? — я решился сказать все что думаю. — А куда бы вы высадились, если бы не было этого Острова, если бы не было этого рассказа?! Если бы вас не принял этот берег, вы до сих пор блуждали бы в Океане истории! Дон Фернандо, вы не понимаете, что мертвы уже с тысяча пятьсот двадцать второго года! А вы, господин с гримасой, вы что — живете? Разве только в воображении тех слабоумных, в чьих головах все еще тлеют ваши идеи! И про вас, барон Ротшильд, нельзя с полной уверенностью сказать, что вы существуете! После всех трудов профессора осталась пустота, охота на сны опустила их на уровень, лишь чуть-чуть приподымающийся над явью! Единственной твердью для Мэрилин Монро всегда были только сплетни, как дым стелившиеся над околдованной толпой! Господа, не будь этого Острова, вас все еще носило бы по волнам. Не будем тянуть время, продолжайте ваш путь. То, что под вашим дном уже плещутся судьбы утопленников, обсуждайте со своими последователями. Вы их отцы, они ваши дети! Пусть они найдут для вас место, где вы сможете лечить цингу и свои идеи, свои неосуществленные желания давать архипелагам собственные имена...

— Вы же сами сказали, что стоите на куче уничтоженных рассказов! Так зачем заносить их на карты! Возьмите воды, фруктов, свежего ветра! Отчаливайте! — добавила моя жена.

— Попутного ветра! — завершила разговор наша дочка.

Корабль мы проводили как можно более доброжелательными взглядами. Опасно накренившись на один борт, он медленно исчезал, скользя по морской глади. Все вместе мы вернулись к нашему жилищу и принялись готовиться к наступающей ночи. Сумерки как вуаль опускались на наш Остров. Умиротворение этого времени суток очень похоже на предрассветную тишину, и мы чинили им сети для утреннего сбора снов и росы.

Трудились мы терпеливо и внимательно. Ведь это важная работа, от которой на Архипелаге зависит жизнь. В некотором отдалении шумели глубины истории. Океан вяло переваливался с боку на бок среди рассыпанных Островов, на которых светились одинокие огоньки.