"Роман Гуль. Тухачевский " - читать интересную книгу автора

- Но позвольте, мсье Мишель,- горячился Фервак,- ведь вся ваша
варварская концепция может войти в жизнь только, если в России произойдет
революция. Не правда ли? Так?
- Почти что так.
- Но если таковая произойдет, то во главе русской революции, вероятно,
станут социалисты, то есть и евреи. Что ж вы будете делать?
- У нас еще нет революции. Не знаю,- засмеялся Тухачевский,- впрочем,
посмотрим. Вы правы, это, вероятно, так и начнется, но выдержат ли наши
евреи русский варварский напор и разгул? Едва ли. Не думаю. У них слишком
развито "чувство меры", а мы как раз сильны противоположным, тем, что не
имеем именно этого чувства. Евреи, вначале ставшие в голову революции, будут
оттеснены русским напором. Чувство меры, являющееся на Западе качеством, у
нас в России - крупнейший недостаток. Нам нужны отчаянная богатырская сила,
восточная хитрость и варварское дыхание Петра Великого. Поэтому к нам больше
всего подходит одеяние деспотизма. Латинская и греческая культура - какая
это гадость! Я считаю Ренессанс наравне с христианством одним из несчастий
человечества. Американцы стояли бы выше вас, европейцев, если бы они в свою
очередь не соблазнились гармонией и мерой. Гармонию и меру - вот что нужно
уничтожить прежде всего! Я знаю ваш Версаль только по изображениям. Но этот
парк слишком вырисованный, эта изысканная, слишком геометрическая
архитектура - просто ужасны! Скажите, никому из вас не приходило в голову
построить, например, фабрику между дворцом и бассейнами?
- Никому,- смеялся француз.
- Жаль, очень жаль. У вас не хватает вкуса или слишком много его, что,
собственно, одно и то же. В России, у себя в литературе я любил только
футуризм, у нас есть поэт Маяковский. У вас бы я был, вероятно, дадаистом.
- Но позвольте, мсье Мишель,- смеялся Фервак,- вы же любите Бетховена?
- Вы правы. Люблю. Не знаю, почему. Для меня даже нет произведения выше
9-й симфонии. Это странно, но в ней я чувствую что-то глубоко родное нам,
наше, мое.
Тухачевский в лагере из причуды купил за 500 марок скрипку, начал
учиться, но ничего не вышло; и в злобе, что не может исторгнуть у скрипки
"бетховенского звука", бросил инструмент под кровать, предоставив ему
плесневеть вместе со старыми сапогами.
Революция 1917 года грянула, как гром с голубого неба. Тухачевский
взволновался. С жадностью набрасывался на газеты; маниакальная мысль о
побеге вонзалась теперь с такой остротой, что даже Фервак не узнавал
необычайно молчаливого сотоварища. Только за чтением газет не выдерживал
Тухачевский.
- Вы смотрите, смотрите, какие страшные, великие ошибки делает этот
социалист Керенс-кий,- вскрикивал Тухачевский, отбрасывая газеты,- он не
понимает ни нашего народа, ни судьбы нашей страны! В то время, когда нужен
террор и безоглядная наполеоновская сила, он делает все обратное! Вы
почитайте его речи! - возмущался Тухачевский,- это ваши демократи-ческие
куплеты! Он отменяет смертную казнь и стоит за созыв Учредительного
собрания! Да разве этим можно помочь стране и именно нашу страну вывести на
настоящую государственную дорогу? Нет, мы, русские, никогда, никогда не
должны останавливаться на полдороге. Когда катишься вниз, лучше докатиться
до самого дна пропасти, а там, может быть, и найдется тропка, которая
выведет тебя куда-нибудь, если не сломаешь себе кости.