"Георгий Дмитриевич Гулиа. Ганнибал, сын Гамилькара " - читать интересную книгу автора

- Дело обстоит так... - говорил Ганнибал в это весеннее утро. - Есть во
всем подлунном мире или, если угодно, под солнцем две державы, от которых
зависит все настоящее и будущее человечества от Геркулесовых столпов до
Индии, от Сахары до страны германцев, одетых в овечьи шкуры. Эти державы вам
хорошо известны: Карфаген и Рим. Так понимаем мы, так рассуждают и в Риме.
Это хорошо знают и умудренные науками эллины в Афинах. Карфаген ступил на
испанскую землю не для того, чтобы уснуть блаженным сном в тенистых садах, в
объятиях пламенных ибериек. Нет!
И Ганнибал хватил кулаком по столу.
Этот удар был подобен решительной точке, поставленной в конце великого
решения. Такой удар способен даже мертвого разбудить.
Военачальники смекнули; речь пойдет нешуточная, это утро может стать
началом великого дела. Магон повернулся к брату своему Гасдрубалу, сидевшему
позади, и шепнул:
- Ты что-нибудь понимаешь?
- Нет, - сказал тот. - А ты?
- Тоже нет.
"Если это то самое, что мне кажется, - Ганнибал будет дважды
молодцом..." - подумал Магон.
Ганнибал продолжал глухим голосом, что придавало его речи особенную
значительность:
- Стало быть, мои дорогие соратники, у нас нет, да и не может быть двух
мнений относительно того, кто противостоял и противостоит нам. Я полагаю,
что наша стопа, стоящая здесь, на Пиренеях, хорошо чувствует основу под
собой. То есть мы прочно утвердились от Гадеса почти до Сагунта и достаточно
глубоко шагнули в глубь материка - до самой Васконии. Можно сказать, что мы
хорошо обжили здесь эту землю. Правда, мы обязались не переходить через реку
Ибер, не трогать Сагунта... Я с грустью думаю об этом дурном обязательстве,
как и о войне, которую мы проиграли, а проиграв, потеряли Сицилию. Но вот
здесь, - Ганнибал ударил себя в грудь, - здесь осталась глубокая обида за
все происшедшее. Не буду ворошить старое, но в Карфагене не очень-то
жаловали воинов, проливавших свою кровь в битвах с римским воинством. Вместо
поддержки мы слышали предостерегающие голоса, вместо боевого напутствия -
тягостное молчание, вместо денежной помощи мы видели протянутые руки: словно
нищие, эти руки тянулись к нашим шкатулкам с золотом...
Магон вскинул кулак и мрачно произнес:
- Более того, брат мой! Совет чинил всяческие препятствия нашим
войскам. Все это походило на удар в спину. Нам завидовали. Наши победы
вызывали уныние, словно Совет заседал не в Карфагене, а на форуме в Риме.
Так было! Но главное не в этом... - Магон вскочил, облизнул языком сухие
губы. - Прежнее продолжается сегодня. Совет ведет себя так же, как и тогда,
в ту войну, позорно проигранную нами.
Магон потряс кулаками.
Галлы, нумидийцы, ливийцы возгласами поддержали Магона.
Ганнибал слушал, глядя далеко перед собой. Ему словно бы открывалась
величественная панорама будущих событий. Он мог предсказать, что произойдет,
ибо от него зависело, чему и как быть, - от него и только от него...
Ганнибал был величественно-спокоен. Во взгляде его и решимость, и
мудрость, и прозорливость, и бесстрашие.
И тем не менее ему хотелось знать, что думают его военачальники о