"Лев Гумилев. Место исторической географии в востоковедных исследованиях" - читать интересную книгу автора

особенностью биологического приспособления к среде.
Технический прогресс в саморазвитии становится фактором ландшафтообразования.
При этом исчезают целые виды животных и растений, изменяется рельеф и
даже состав атмосферы [*3]. В этом приближении история смыкается с такими
науками, как биология, биогеография, антропология, четвертичная геология.
События политической истории и этногенеза слишком мелки и требуют для
рассмотрения другого масштаба.
Второе приближение - этносфера. Мы рассматриваем один виток спирали
длиной около 5 тыс. лет. На месте монотонной антропосферы - мозаика
этносов, группирующихся кучно в суперэтнические скопления, которые принято
называть "культуры". Линия развития оказывается прерывистой, как бы
веревкой, сплетенной из разноцветных ниток. Концы пучков заходят друг за
друга, а некоторые ниточки тянутся чуть ли не на всю длину отрезка, Это
исторические культурно-этнические традиции, сменяющие друг друга, то и дело
сосуществуя на поверхности планеты Земля. Заря Эллады совпадала с закатом
Египта, ее расцвет - с мощным взрывом этногенеза на плоскогорьях Ирана, ее
старость - с эллинизацией всего Средиземноморья, ее конец - с подъемом двух
новых культур, условно именуемых нами византийская и среднеперсидская. При
агонии золотой Византии возносились знамена французских рыцарей и реяли
бунчуки монгольских нойонов. При распаде древнего Китая сложились сразу два
могучих народа - табгачи (кит. тоба) и тюрки. Даже физически погибнув, они
оставили свое имя многим народам, очарованным мужеством и неукротимостью
своих побежденных врагов. Здесь история смыкается с палеоэтнографией и
этногенезом, этнопсихологией и физической географией, т.е. с совсем иным
комплексом наук, нежели в первом приближении. Но в этом дискретном развитии
мы видим лишь смены культур, а ритмы развития народов неразличимы.
Третье приближение - история одного народа (этноса), для которого судьба
его культуры - только фон. Тогда на переднем плане возникает картина
социальной борьбы: в Элладе - аристократов с демократами; в Риме -
нобилитета со всадничеством; в Монголии XIII в. - богатых родовичей с
"людьми длинной воли" и т. д.
В этом приближении историку необходима уже не физическая, а экономическая
география. Приведу один пример: во времена Цинцината Италия была разбита на
парцеллы и тщательно обработана. Во времена Вергилия там были только
пастбища да плантации пармских фиалок. Что случилось? А вот что: произошел
микрокатаклизм в распределении ландшафтов. Возник город с
полуторамиллионным населением, т.е. антропогенный ландшафт со стойким
биоценозом. Жителей, владык мира, надо было кормить. Хлеб, вино, оливки и
т.п. можно было привезти из провинций, но мясо без холодильников протухало,
и надо было иметь его под рукой. Римские женщины любили цветы, тоже продукт
скоропортящийся. Что ж, стали разводить фиалки, которые находили сбыт.
И второй пример, из числа общеизвестных, связанный на этот раз с
медицинской географией - разновидностью биогеографии, В XIV в. по всей
Европе прокатилась "черная смерть" - чума. Там, где население жило
скученно, естественно, смертность была больше; там, где население было
немногочисленно, даже при равном проценте потери, ослабление страны было
ощутимее. Так, поволжские города - Сарай, Хаджи-Тархан и другие -
пострадали от чумы сильнее, чем кочевья степняков, В результате ослабела
власть золотоордынских Чингисидов, а увеличился удельный вес ногайских орд
и наступила "Великая замятия". За власть боролись западные кочевники под