"Лев Гунин. Сны доктора Гольца" - читать интересную книгу автора

уже в роли Председателя Тевоса Вортсиним (как известно,
списочное яйцо содержит зародыш, в себе заключающий и место, и
того, кто его занимает, в готовом виде; не важно, что -
формально - для противоположной стороны зеркала - состоялось
как бы голосование по кандидатуре Кибрича на пост
Председателя). Валентин Францевич, представляющий теперь уже
собой огромную статую-чудовище, с лапами, уходящими в бездну
дерьма, с головой, вылезающей из Зазеркалья, и уже ощущающий
иную бездну, уготованную ему, где заправляют маленькие
рогато-хвостатые существа, помешивающие смолу, где
поджариваются Кибричи, во всем своем чудовищном величии занимал
теперь все пространство, на месте первого, что увидели глаза
Гольца - нескольких деревянных домиков, на месте кабинетов и
куч с дерьмом, на месте тысяч сожранных им людей и на месте
заглоченного им воздуха, он был теперь воплощелием самого
зазеркалья, самого списочного, числительного, номенклатурного,
мира, он стал его плотью, а мир Зазеркалья, мир кошмаров
Гольца, воплотился в Кибрича.
И только тогда Гольц неожиданно отделился от Валентина
Францевича, стал маленькой, нелепой фигуркой, выпал сначала в
ту комнату в деревянном доме, потом на свою кровать. Но
полностью отделиться от Кибрича не смог.


8

Впервые в жизни профессор вспомнил, что не в первый раз
видел этот сон. Что такие сны, как наваждение, посещали его
неоднократно, но, просыпаясь, он начисто забывал о них.
Профессор все еще чувствовал в себе неисчезающее чувство
брезгливости, несмываемого отвращения, отвратительной тошноты,
и вдруг стал понимать, что уже никогда не избавится от этих
ощущений. Он почувствовал себя запачканным, изгаженным, как
будто на нем лежала неснимаемая вина за то, что он совершал во
сне. И, действительно, если бы его сознание не было готово,
если бы не было развращено до определенной степени, думал
Гольц, он бы сумел вытряхнуть себя из Кибрича (а, может быть,
это было невозможно, может быть, это вселенское Зло, разбухнув
и разросшись до последней степени, научилось на грани гибели
всего мира, целого мироздания, манипулировать любым сознанием,
любой личностью, любым человеческим "я". А того, кто не
"манипуляровался", дерзко-смелых, самых чистых и несгибаемых,
научилось убивать моментально).
"Это мы, Гольцы, внутри Кибричей двигаем их фантомы, это
мы позволяем вкладывать наш разум в движения марионеток, это мы
ухитрялись не видеть и не замечать того, что все давно загажено
за невидимой гранью, и последняя порция, последняя часть этой
дряни надавит - и вся эта гадость выплеснется в нас, в наш,
кажущийся им реальным, мир, прорвет невидимую пленку и
уничтожит все, что мы видим, - так думал профессор Гольц. - И