"Георгий Гуревич. Когда выбирается 'я'" - читать интересную книгу автора

просеки в лесах и на перекрестках поселки, похожие не на села, а на
топографические знаки. Блошиные автомобильчики резво катятся по прямым
дорогам. И, хотя у нас все это выглядит именно так же, я смотрю с жадным
любопытством, ибо поселки, дороги и автомобильчики чужеземные, американские.
А потом под крыло подлезают кварталы, кварталы, кварталы пятиэтажных
кирпичных домов, толчок - и самолет катится по бетонной дорожке, такой же,
как на всех других аэродромах.
Но это другой материк. Это Новый Свет, это Канада.
А какая она, Канада?
Человек, побывавший за океаном, вынужден в каждом обществе снова и
снова пересказывать свои впечатления. В сущности, мне не надо бы
рассказывать, я в Канаде пробыл несколько дней. Я не могу делать доклад о
стране, могу изложить только поверхностные впечатления: что бросается в
глаза свежему человеку, прибывшему из Москвы.
Цвет прежде всего. В моих глазах каждая страна, где я был, имеет свои
цвета. Югославия - красно-бело-синяя, как ее национальный флаг: белые дома с
красной черепицей у очень синего моря. Германия - серая. Это цвет цемента:
цементом там обмазывают дома, как у нас известкой. И этот цвет копоти:
застарелая копоть толстым слоем лежит на саксонском известняке, а счищать ее
нельзя - известняк мягкий, лепнина будет обдираться при чистке.
Так вот, Канада пестрая, броско-пестрая, глянцевито-пестрая, как
обложка двенадцатицентового комикса. Пестрые машины на улицах, пестрые
витрины, ярко выкрашенные дома, крылечки одного цвета, стены другого.
Кирпичные стены нередко красят масляной краской. Но больше всего пестроты
вносят рекламы, днем красочные, ночью огненные, вспыхивающие, крутящиеся.
Иллюминация каждый вечер на торговой улице Сен-Катрин.
Почему такая яркость? Да от конкуренции. На одной улице два десятка
обувных магазинов - надо, чтобы мой бросился в глаза покупателю. Нередко
рядышком друг против друга заправочные станции конкурирующих фирм. Вот они и
кричат красками: "Ко мне заверни, ко мне!" Сверкает желтая ракушка "Шелл",
красная звезда "Тексако", "ВС" на синем фоне, красные буквы "ЭССО". Кто
ярче, кто громче, кто бросится в глаза!
Запомнились дороги и особенно пространственные развязки - пересечения
дорог в три этажа. Развязки-то есть и у нас - классические клеверные листки.
Но листки, такие изящные в плане, на местности плоски, все их завитки лежат
на зеленых откосах. Там попадались нам развязки на эстакадах, этакие
бетонные астры, вознесенные над домами и рельсами. И пестрые машины льются
по ним, выписывая плавные кривые, одни на уровне третьего этажа, другие на
пятом, седьмом. И как они там находят, куда надо развернуться, это тайна
водителей.
И небоскребы запомнились: розовые и серые утесы, врезанные в небо. В
Монреале их не так много, десятка полтора, не выше нашего университета,
много ниже Останкинской башни. Их немного, но городу они необходимы, без них
у Монреаля нет силуэта. От многих людей я слыхал, что небоскребы их
подавляют, душат, давят. Присоединиться не могу. Меня небоскребы бодрят, в
меня они вселяют гордость, уважение к человеку, который этакие махины сумел
поднять. И незачем считать их достижением капитализма - это достижение
мастеров, инженеров и рабочих.
Но вот что бросается в глаза: в наших высотных домах по преимуществу
квартиры и министерства. У нас самое обширное в мире хозяйство, управление