"Георгий Гуревич. Селдом судит Селдома" - читать интересную книгу автора

Кроме папок хозяйственных, в сейфе хранились еще личные дела. Как
оказалось, на военной базе проверяли не только карманы, но и мысли каждого
работника. В папках лежали письменные доносы о недозволенных высказываниях, их
называли "нелояльными". Нелояльными, например, считались такие слова: "У
красных тоже есть голова на плечах". Или: "Красные ученые тоже работают, на
удар ответят контрударом". Почему-то, готовя небывало жесткое оружие против
коммунистического мира, генералы-убийцы требовали, чтобы их подчиненные
считали противника слабым, еле стоящим на ногах, неспособным дать сдачи.
Нелояльным считалось также каждое слово против войны и против убийства вообще,
а также всякое сомнение в совершенстве капитализма.
Больше всего донесений было в пухлой папке некоего Ричарда Селдома. Этот
позволял себе самую неприкрытую нелояльность. И постепенно у археологов
сложилось впечатление, что именно Селдом лучше всех знал тайну базы:
надо прежде всего найти его и прочесть его личные письма.
Нашли не без труда. Всего в подземелье лежало около ста трупов. Выше
говорилось уже, что генетические пароли не значились в документах, имелись
только фотографии, но на фото лица были молодые, а в постелях лежали дряхлые
старики. Археологам пришлось вспоминать забытые приемы забытой науки
криминалистики, которая некогда занималась разоблачением преступников,
научилась, в частности, опознавать людей, изменивших свою внешность. Там, где
не было фотопортретов, помогали письма. Радиобраслетов тоже не было еще в те
времена, да люди и не доверяли эфиру свои личные секреты - предпочитали
сообщать друг другу сведения с помощью бумаги. В результате среди белья
находились нередко конверты с фамилией адресата, в других лежали начатые
послания, иногда с подписью; если же не было подписи, фамилию можно было
установить, сличая почерк владельца с почерками на рапортах и доносах.
Археологи шли методом исключения: "Этот не Селдом... не Селдом... не
Селдом..." Наконец, осталось всего четверо неопознанных. Их ниши подвергли
самому тщательному обыску и в одной из них, в матраце, среди смерзшейся ваты,
нашли тетрадь, где на первой строчке были слова: "Суд идет..."
Мы даем рукопись Селдома в пересказе. Современному читателю, незнакомому с
забытой терминологией судебных процессов, трудно было бы следить за
многословными противоречивыми речами прокурора, судьи, обвиняемого,
свидетелей... Упростим рассказ. Итак...
Началось с того, что у Селдома умер отец. Хоронили его в сочельник,
накануне главного из английских праздников того времени. День был туманный,
сырой и желтый, но даже туман казался радужным из-за множества огней на елках
в витринах. И лица прохожих, омытые холодной росой, сияли тоже. Все прижимали
свертки к груди, предвкушали обед с традиционной индейкой, радостные крики
детей, получивших новые игрушки. такой день даже соседки-кумушки, любительницы
свадеб и похорон, не пошли провожать покойника в церковь. У гроба толпились
чужие: служки, могильщики и просто наглые оборванцы.
И всем Дик (Ричард) Селдом совал деньги - не потому, что верил в загробную
жизнь или в силу милостыни, которая облегчит отцу дорогу на том свете. Просто
Дик считал, что так надо, так будет лучше.
А потом он вернулся домой, в комнату, пропахшую лекарствами, гноем и
одеколоном, тупо уставился на пустую кровать, где целый год лежало стонущее,
мычащее, плохо пахнущее существо, даже по внешности не очень уже похожее на
его доброго, умного, тонко-иронического, благородного до безрассудства отца.
Дик был потрясен и подавлен. Они были очень одиноки с отцом в этом чужом