"Георгий Гуревич. Селдом судит Селдома" - читать интересную книгу автора

черту на рога!"
Ведь Дик -единственный и любимый сын - тоже был цветным. Такая же судьба
ожидала и его.
К черту на рога они не поехали, отправились на "старую родину" Джозефа - в
Англию.
Дик уехал без особенного сожаления. Ему было пятнадцать тогда; как все
мальчишки, он мечтал о путешествиях. Так приятно было укладываться, отбирать и
выбрасывать вещи, покупать билеты, бегать по всем палубам, наконец, увидеть
белые утесы вдали. Для него - африкандера - старая Англия была страной
экзотической и книжной, сплошным литературным музеем. Вот уличка, где жил
Шерлок Холмс, вот переулки Оливера Твиста,
вот темница Марии Стюарт, вот замок Айвенго. Потом колледж, новые
товарищи, гребные гонки, румяные сероглазые девушки. Дик акклиматизировался в
туманной Англии. А отцу это не удалось.
Он прожил в Африке лет сорок, привык к зною и сухости, к январской жаре и
к июльским ледяным ветрам. Англия казалась ему сырой, пасмурной и непомерно
дождливой. Да тут еще неустройство, разочарование, непривычная обстановка.
Цветные пациенты избаловали старого врача - они приходили толпами, благодарили
за любую помощь. В Европе пришлось купить практику с сотней капризных и
требовательных обывателей. Им нужно было не просто лечение, а новомодное - с
внушением, угождением, подходом. Постепенно, год за годом, старик терял дорого
оплаченную практику, новых больных не приобрел, опустился, опустил руки,
постарел, обрюзг, стал прихварывать чаще. Лечил он себя покоем, лежал целые
недели на диване, вставал неохотно, почти не выходил на улицу, побледнел,
пожелтел, отмахивался, когда сын старался вытащить его на свежий воздух,
ссылался на одышку, сердце, поясницу. Дик сердился, считал, что отец губит
себя безвольной пассивностью. Но однажды другой доктор, приглашенный, сказал
Дику роковое:
- Безнадежно!
Еще на два года растянулась эта безнадежность. Два года продолжался спуск
по лестнице со ступеньки на ступеньку - к смерти. Мир отца суживался: сначала
он еще ездил за город, в парк, потом выходил на улицу, потом бродил по
квартире, гулял, сидел у форточки, потом перестал ходить - пересаживался из
кровати в кресло, на конец, перестал садиться, только ворочался с боку на бок.
Последние недели не ворочался - оттого и начались пролежни.
Мир суживался физически и суживался умственно.
Первый год отец еще читал специальные журналы - не хотел отстать от
медицины, потом только развлекательные романы, потом только газеты... Перестал
читать, говорил о прошлом - устоявшиеся были воспоминания, всегда одни и те
же. Потом и прошлое потерялось осталась болезнь, еда и уборная. Постепенно
исчезли слова, их сменило мычание, стоны, крики... и затем немое молчание,
дремота и сон - до последнего вздоха.
Ведь он же медик был, отец Дика, а в последний год забыл латынь. Дика
просил смотреть в справочники и верил беззастенчивому вранью. Твердил: "Надо
ехать в Африку, на солнце, мне станет легче". По ночам будил сына истошным
криком: "Дик, спаси меня!" Дику хотелось спать, не всегда он отвечал с должным
терпением. А утром стыдил себя, бежал за врачом. Приходил врач, пожилой,
добрый, с иронически-печальными глазами, говорил, снимая пальто: "Иду к вам,
как на казнь. Ну ничего же не могу поделать, и никто не поможет". Дик совал
деньги в руку, примирялся на час, час спустя корил себя за черствость, что-то