"Георгий Гуревич. Селдом судит Селдома" - читать интересную книгу автора

бежал продавать или закладывать, искал адреса знаменитостей, упрашивал их
приехать, привозил на такси. Знаменитости выписывали какое-нибудь мудреное
лекарство, обычно дорогое, редкостное, заграничное, опытное... Дик ехал в
лаборатории, умолял, выпрашивал, заказывал...
А через неделю отцу становилось хуже, он спускался еще на одну ступеньку к
смерти.
Временами Дику казалось, что в теле отца сидит что-то злонамеренное,- в
средние века сказали бы "злой дух".
И это вдонамеренное упорно и последовательно разрушает организм изнутри.
Врачи суетятся, ставят какие-то подпорки и заплатки, пипетками гасят пожар,
нитками поддерживают падающие стены. Но дом прогнил, его не ночинишь
дощечками. В одном месте подпирают, в другом рушится с грохотом. Злонамеренное
торжествует его не видят, о нем даже не помышляют. Оно рвет и ломает, а медики
сшивают, а оно опять рвет... и всех дырок не залатать.
"Рекомендую вам выписать из Бостона пульпаверизин..."
"Давайте свежую бычью кровь. Ее можно достать на бойне".
"Уколы три раза в день, потом перерыв на два дня"...
Временами измученный Дик начинал сомневаться: нужна ли эта бессмысленная
деятельность? Вылечить невозможно, медицина растягивает мучения, удлиняет
агонию, прибавляет месяцы не жизни, а боли, удушья, страха, искусственного
наркотического забытья и отчаянных воплей: "Дик, иди сюда скорей! Спаси меня,
сыночек!"
Однажды Дик спросил постоянного врача, того, с грустно-ироническими
глазами, спросил напрямик:
- Почему вы не отравляете безнадежных?
Тот ответил:
- Не имеем права. Злоупотребления могут быть.
Впрочем, все равно не решились бы. Слишком худо знаем медицину. Никогда
нет уверенности. А вдруг... Мало ли что... Ошибешься - совесть замучит. Если
не совесть, так родные.
- Значит, человек должен мучиться год, чтобы ваша совесть была чиста?- зло
спросил Дик.
И доктор, испугавшись, погрозил ему пальцем:
- Но-но-но, молодой человек! Не берите на себя функции господа бога! За
это виселица.
И опять Дик бежал что-нибудь продавать и закладывать, стучался в двери
больниц, платных и бесплатных, страховых, благотворительных, просил,
уговаривал, coaart деньги, выпрашивал какие-то ненужные процедуры и операции.
Операции делали... Через некоторое время отцу становилось хуже, и Дик увозил
его домой. В платных больницах дни стоили слишком дорого, в бесплатных не
любили держать безнадежных. Там дорожили койками и репутацией, добивались,
чтобы процент умерших был невелик.
Кровь, гной, бинты, крики, наркотики! Со ступеньки на ступеньку, ниже и
ниже. Сильный человек был отец Дика, потому и мучился дольше. Уже и агония
начиналась у него, и дыхание было с перерывами... а он все жил и жил.
Но однажды вечером сиделка сказала Дику: "Пульс, как ниточка. До утра не
дотянет. Я подежурю, если хотите". Дик, подготовленный двухлетним бдением, уже
бесчувственный от усталости, лежал за дверью в соседней комнате, читая "Да
сгинет день!", что-то южноафриканское о цвете кожи. В полночь он услышал
протяжный хрип. Так называемый последний вздох. Воздух выходил из легких.