"Ричард Длинные Руки — Вильдграф" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

ГЛАВА 10

И, не давая им опомниться, сделал еще шаг, преодолевая сразу две широкие ступеньки, а кулак уже рванулся в челюсть Митволя. Его швырнуло на стену, а я уже бил жестоко и без всякой жалости остальных. Двух пришлось вырубить очень грубо, даже не знаю, очухаются ли, но время дорого, последнего оглушил тяжелым ударом в лоб, а затем с силой ударил этим же лбом в ворота.

Затрещало, створки дрогнули, и хотя явно открываются изнутри, но грубой силе уступают даже вещи. Страж влетел вовнутрь и растянулся во весь рост, раскинув руки и ноги, как пловец, закончивший дистанцию.

Внутри храм сделан грубо и зримо, в стенах нарочито оставлены необработанные выступы, тем самым подчеркивается мощь строителей, вырубивших в сплошном камне такую пещеру.

Вдоль стен жарко пылают огни десятка светильников, а на противоположном от меня конце на каменной плите лежит на спине обнаженная женщина, руки и ноги связаны широкими кожаными ремнями. Над нею нараспев читают мантры двое шаманов в рогатых шапках. У одного в руках большая чаша из темного дерева, у другого — каменный нож.

За спинами жрецов явно недавно установленный деревянный столб с раскрашенной кровью жуткой оскаленной мордой демона. Для нас — уродливый демон, для них — прекрасный и жестокий бог войны и побед. Десяток кочевников в неподвижности красиво преклонили колени перед идолом.

Ни один из шаманов не повел в мою сторону даже бровью, но кочевники тут же подхватились и с готовностью бросились на меня, на ходу выхватывая ножи, мечи, топоры. Я торопливо выстрелил в бегущего на меня могучего толстяка с безумными глазами. Стрела ударила ему в живот, исчезла, тут же вскрикнул и согнулся в поясе бегущий за ним следом.

Я выстрелил чуть вправо, еще раз — влево, увернулся от меча, отпрыгнул от удара кинжалом другого, выстрелил еще раз, остальных жестоко бил арбалетом, с его весом он может быть и молотом, а острые края рассекают плоть почище тяжелого топора.

Когда рядом не осталось этих крепких и злых, я подхватил из рук падающего замертво варвара его гигантский боевой топор, шаманы в испуге отпрянули, а я со свирепым наслаждением шарахнул со всей дури по столбу с оскаленной мордой.

Тяжелый топор перерубил основание идола почти до половины. Я налег на рукоять, она выдержала, а столб заскрипел и переломился. Шаманы отпрыгнули еще дальше, я торопливо размахнулся и швырнул топор, как плоский камешек над водой, в выбежавших из глубины пещеры воинов.

Женщина вскрикнула:

— Рич, освободи меня!

— Я для того и пришел… дорогая, — ответил я браво.

— Я Юдженильда, ты меня помнишь?

— Чего бы тогда пришел? — удивился я. — Ни один мужчина тебя не забудет.

— Правда?… Я заверил:

— А если увидит в таком виде, вообще…

Первый выстрел, судя по всему, сразил и вообще разнес того массивного толстяка, затем стрела, пройдя навылет, убила или тяжело ранила еще двоих. Плюс по два-три убитых болтами справа и слева, прекрасная скорострельность, а про убойную силу уже молчу, сам ошарашен…

Юдженильда смотрела на меня радостными блестящими глазами. Я вытащил нож, намереваясь разрезать ремни, но из соседнего небольшого зала выбежали с дикими криками полуголые кочевники.

— Подожди пока, — сказал я и добавил просто необходимое в подобных случаях: — Только никуда не уходи, хорошо?

Ножом, кулаком и ногами я разбросал их, оставив стонущими и ползающими на полу, вернулся к жертве. Юдженильда пыталась поднять голову, но ремень на шее с силой тянул обратно и бил ее затылком о камень.

— Молодец, — сказал я ободряюще, — ты настоящая женщина. И фигура у тебя великолепная.

— Правда? — спросила она польщенно. Тут же глаза ее округлились, вскрикнула: — Сзади!

Из-за колонны выскочил гигант с двуручным топором. Я с наслаждением ударил его в живот. Варвар был настолько уверен в своем могучем замахе, что даже не напряг мышцы. Мой кулак пробил до хребта, там сочно хрустнули и сминались, разрывая ткань и нервы, острые позвонки.

Тут же, реагируя на топот за спиной, я ударил ногой, и хотя не смотрел, но там был задушенный вопль и грохот падения тяжелого тела. Еще двое набежали с поднятым оружием, я развел руки в стороны и ударил, напрягая мышцы. Обоих перевернуло, как на перекладине, на каменный пол шлепнулись, словно выдернутые на берег одуревшие рыбины.

— Слева! — прокричала Юдженильда.

— Спасибо, — ответил я бодро. — Мы с тобой прекрасная пара…

— Еще! — закричала она в страхе.

Я обернулся, встретил прямым ударом в лицо еще одного отважного, а из того же зальца снова выбежали воины.

— Размножаются там, что ли, — предположил я. — Вегетативным путем, надеюсь.

— Каким-каким? — спросила она заинтересованно.

— Ты еще слишком невинная, — отрезал я, — чтобы знать такие непристойности. Сперва на бабочках поучись…

— Как скажешь, Рич.

— Но все равно, — сказал я, — отсюда лучше убраться.

Она охнула, когда я, разрезав ремень, держащий ее голову, подхватил на плечо и побежал к выходу. За нами гнались, у самого выхода настигли, я чувствовал их за спиной так, словно видел, и, развернувшись, сшиб сразу двух связанными ногами Юдженильды, еще двух отправил на пол кулаком и мощным пинком.

У меня длинные не только руки, но и ноги: я успевал встречать ими набегающих справа и слева, бил несчастных, появившихся впереди и успешно лягался сзади, любой дикий жеребец удавится от зависти.

Вспомнив, что запястья у нее связаны, я перебросил ее за спину, успев просунуть голову между ее рук, сам как можно скорее достал арбалет и трижды выстрелил, прорубая перед собой просеки. Уцелевшим, что набежали на меня уже по инерции, быстро дал по мордам арбалетом, эта штука просто неоценима в бою: помесь палицы, топора и клевца.

Юдженильда верещала за спиной, не останавливаясь:

— Справа!..

— Слева!..

— Двое сзади с булавами!..

— Один бежит с пикой…

Я хряснул последнего по черепу, вокруг стало пусто, если не обращать внимания на пол, заваленный стонущими и пытающимися ползти людьми с красными поясами.

Сунув арбалет в мешок, двери я распахнул могучим пинком. Солнце с силой ударило в глаза и едва не отшвырнуло назад. За спиной топот, двое или трое самых усердных догнали, я пожалел, что убрал арбалет, вертелся, отбиваясь ногами и работая Юдженильдой, как бревном на плечах.

Она закричала:

— У меня закружилась голова!

— Постараюсь, — ответил я нахально, — воспользоваться…

— Я сейчас упаду тебе под ноги!

— Наконец-то дождался.

Я забросил ее на спину и, пригнувшись, быстро вытащил и зарядил арбалет. Болт пронесся мимо все появляющихся из глубины храма воинов. Один из шаманов вскрикнул, его с развороченной грудью отбросило на стену. Когда он сполз на пол, в каменной стене осталась ниша, способная вместить голову барана, вся заполненная стекающей кровью.

Второй шаман бросил чашу и повернулся бежать. Я со свирепой радостью нажал на спусковую скобу. Его разорвало, расплескало, окрасило стены кровью и мелкими окровавленными клочьями.

Воины остановились в угрюмой растерянности.

— Уберите здесь, ребята, — посоветовал я.

Снаружи солнце и яркий свет, Митволь медленно поднимается со стоном на дрожащих руках, на губах кровь, на меня посмотрел с суеверным ужасом.

Я сказал доброжелательно:

— Выпивки там не нашел, зато женщину…

Он перевел ошалелый взгляд на Юдженильду, в самом деле сочную и, несмотря на крайнюю молодость, с зовущим к утехам телом. Она улыбнулась ему, ничуть не стыдясь наготы, не сама же разделась, ее вины нет, вообще-то она скромная, а я быстро разрезал веревки на ее руках и ногах.

Митволь осторожно потрогал нижнюю челюсть.

— Ну и развлекухи у вас в городе…

— Только начали, — сказал я ему и подмигнул, — мужчины — дети степей или нет?…

Юдженильда сказала, явно подражая моему тону:

— Помоги им там убрать. Мы немного намусорили…

Я выдернул из-под одного убитого расстеленный на земле плащ, чуть продырявленный, набросил ей на плечи.

— Держи. Ничего, что дыра?

Она деловито застегнула плащ на большую брошку с изображением дракона, зябко передернула плечами, но посмотрела на меня и сразу заулыбалась.

— Ничего. Сзади я ее не вижу, а значит, и не отвечаю. К тому же у меня там вроде бы все в порядке.

— Булочки у тебя сдобные, — согласился я. — Так и хочется вцепиться зубами. С рычанием.

Она спросила ликующе:

— Ты на меня здесь набросишься?

Из леса выбежал, прыгая через упавшие деревья, запыхавшийся Рогозиф, и понесся в нашу сторону. Огромный меч за левым плечом, лук и колчан со стрелами за правым, шит на локте, на запястьях широкие боевые браслеты, из толстых листов стали, со вмятинами и глубокими отметинами от мечей.

Я указал на него взглядом.

— Он бежит к нам.

— А отослать не можешь? — спросила она.

— Он вольный сын степи, — ответил я со вздохом. — Сам пошлет… Да и не могу…

Она сказала настойчиво:

— Но я уже не на шее у тебя, а у твоих ног. Насладись мною, степной герой. Хватай и мни меня бесцеремонными и грубыми руками, которыми ты привык ломать коням хребты…

— Коням хребты? — переспросил я. — Зачем? Да ни за что, я не настолько развращен и цивилизован. И вообще ты меня не так поняла. Ты мне шею давила, вот я и мечтал, чтобы упала мне под ноги. Только в этом смысле.

— Жестокий! — ахнула она. — Чтобы попинать?

— Ну да…

— Так пинай же, наслаждайся!

Я великодушно отмахнулся.

— После победы я такой добрый, такой добрый… Пойдем быстрее, сегодня еще столько дел!

Она послушно семенила задними лапками рядом, женщины все такие маленькие, когда без обуви, оглянулась на удаляющийся храм и зябко повела плечами.

— Я все еще дрожу…

— Тебя это не портит, — успокоил я.

Она просияла, сразу став еще более юной и красивой.

— Правда?

— Еще как не портит, — подтвердил я. — Как ты попала туда?

Она зябко передернула плечами.

— Прямо из сада украли! Зажали сзади рот, сразу кляп, мешок, веревки. Не успела побрыкаться, как принесли сюда, а здесь уже вытащили эти ужасные люди в этом мрачном каменном гробу.

— В церкви, — поправил я. — Она тебя и спасла, ибо по своей святости не приемлет жертвоприношения людьми. А только деньгами, имуществом, льготами…

— Меня спас ты!

— А послала меня Церковь, — сказал я. — В резкой и грубой форме. И я пошел, как видишь. Ладно, и это на общий счет нанижем…

— Счет? Какой счет?

— Я все равно тебя возьму, — пообещал я, — одну или вдвоем с Парижем…

Она хихикнула.

— Бесстыдник! А кто такой Париж?

Рогозиф, хватая широко раскрытой пастью воздух, бежал навстречу по ступенькам, с натугой прыгая через одну, а то и две сразу, дышит так, что слышно на милю вокруг, а голову держит наклоненной, словно приготовился бить ею, как тараном, в запертые ворота…

Я вытянул вперед руку, Рогозиф с разбегу уперся теменем в растопыренную ладонь, ухватился за рукоять меча и одновременно вскинул голову.

Глаза его расширились при виде томно улыбающейся Юдженильды. Полы застегнутого у шеи плаща дальше расходятся, открывая жадному мужскому взору белое-белое женское тело, никогда не знавшее солнца.

Он охнул:

— Ни…чего… себе…

— Видишь, — сказал я победно, — кто рано встает, тому Бог вот такое дает!

— Я спешил, — сказал он, оправдываясь. — У тебя просто ноги длиннее, бегаешь, как дикий кулан… А там еще такой не осталось?

Юдженильда сказала с обидой:

— Таких больше не бывает! Он вздохнул.

— Я согласен и на чуть похуже.

— Всех разобрали, — победно сообщила Юдженильда и прижалась ко мне. — Вот!

Он простонал:

— Ну почему я всегда опаздываю? Эх, так и не пришлось мне прикрыть твою бесстыжую спину… Что ж ты так нечестно начал без меня?…

Впрочем, упрека я не услышал, скорее, облегчение, не пришлось обагрять меч в крови мергелей, с этими парнями пил, никто из них вообще-то не сделал ему ничего дурного.

— Да увидел, — сказал я скромно, — из-за чего стоило начать самому да побыстрее… Как видишь, даже работа наблаго Отечества может иногда оказаться приятной. Доставь эту милую девушку во дворец, но постарайся, чтобы ее не увидел конунг или его люди.

Он кивнул на темный вход во храм.

— А там… что сейчас?

— Ничего, — ответил я.

— Э-э… как ничего?

— И никого, — пояснил я. — Главное, оба шамана как-то так погибли, я даже не заметил. Зато на работе! Впрочем, они не столько деятели культуры, а как бы служители чуждого народу культа, потому их можно и нужно. Стражи побиты, поэты это туманно называют кровавым пиром, где красного вина всем хватило, даже из ушей хлестало. Деревянный идол срублен пусть не под корень, но зато под самые, а это, как ты понимаешь, еще больнее.

Он скривился.

— Это изуверство! И надругательство над святынями.

— В бою все можно, — сказал я, оправдываясь. — А на такой пьянке простительно. Я ж завтра не вспомню, что творил! В общем, жертвоприношения возобновятся не весьма скоро.

Он вздохнул.

— Значит, обратно ее нести нет смысла?…

— Нет, — ответил я честно.

— До храма ближе, — сказал он. — Ладно, кому в городе сдать на руки?

— Обратись к Ланаяну, — посоветовал я. — Это начальник дворцовой стражи.

— Да знаю-знаю, — сказал он. — Обязательно найду. Может быть, не сразу только.

Юдженильда высокомерно вскинула брови, но промолчала, только взгляд ее был красноречив, хотя в нем чуть позже и появилось что-то вроде колебания.

— Вон там кони, — сказал я. — Выбирай любого, хозяева уже не будут спорить. Или бери всех сразу.

— Лучше всех!

Он исчез, буквально через мгновение примчался уже на великолепном рослом жеребце с огненными глазами и с дорогой сбруей. Юдженильда тихонько вскрикнула, когда он наклонился и легонько поднял ее в седло.

Пока он укутывал ее в плащ поплотнее, чтобы никто не узнал, она успела бросить на меня укоризненный взгляд.

Я развел руками.

— В другой раз, милая. Отечество в опасности! И хоть не мое, но почему-то надо, хоть и сам не понимаю, почему и с какой дури. Иногда я убежденный абсурдист… это чтоб не называть меня по-другому, попонятнее.