"Ричард Длинные Руки — Вильдграф" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)

ГЛАВА 14

Воздух за дверьми таверны знойный, сухой и жаркий, настоянный на запахах городской жизни. Я тихохонько пробирался между шорных мастерских, кожевенных, дальше пошли дома бронников, яростный блеск солнца пытается притупить чувство опасности, и я все время напоминал себе, что на меня уже открыта охота. Пусть официально откроется только завтра, но и сейчас меня постарается убить любой мергель. А они по одному не ходят…

На выходе из города стражи нет, да и зачем, никто в такую жару не везет товары, все привычно ждут вечерней прохлады. Большинство горожан спят, в жарких странах полуденный сон — святое дело.

Я покосился на башни городской стены, там спать не должны, но Ледяных Игл в королевстве не осталось, во всяком случае — у самого короля их нет, а в башне колдуна новый хозяин Фрогакл если и найдет какую новую гадость, то ни за что не выстрелит в дракона из опасения, что им может оказаться посланник его благодетеля.

Потому я сразу за городом выбрал место между дюнами поглубже, и чтоб людей никаких поблизости, зажмурился и пожелал как можно быстрее стать летающей тварью, просто летающей, неприметной, неопрятной и невкусной даже с виду.

Взлетать уже приучился вверх, как жаворонок, самый безопасный способ, а там на высоте расправил зубчатые крылья и созерцал проплывающий далеко внизу суетливый мир, заполненный всякими мелкими и никчемными заботами, и печально удивлялся, скоро ли стану совсем философом.

Далеко внизу показались повозки, я не стал снижаться, только напряг зрение, голова закружилась, а укрупненное изображение начало суматошно скакать из стороны в сторону, как норовистый конь, еще не попробовавший сладости седла, шпор и плети.

На грубо сколоченные телеги набросаны серые туши оленей, коз и кабанов. Первые две телеги небрежно укрыты мешками и тряпками, на остальные щедро оседает дорожная пыль. Судя по толстому слою, везут издалека, но для кочевников расстояния — не проблема. Вообще-то племя конунга Бадии уже наполовину оседлое, точнее — кочевое, но по старинке обожает охоту, и добытое таким образом составляет немалую часть пропитания.

Я плыл, покачивая крыльями, вдоль дороги, еще ряд повозок и навьюченных лошадок, наконец сердце стукнуло предостерегающе, вон с тем караваном что-то не так. Я завис неподвижно, словно приклеенный растопыренными крыльями к твердому небесному куполу, всматривался, трусливо убеждая себя, что это не те, кого жду и опасаюсь, а просто слишком хорошо охраняемый караван чересчур трусливого купца.

Основа каравана — нагруженные верблюды, навьюченные кони, ни одной повозки, а это значит, идут из мест, где вообще нет дорог. Впереди отряд воинов, как и положено, позади тоже не меньше десятка, а еще справа и слева по барханам скачут вооруженные всадники…

Сердце начало стучать чаще, я пошел кругами ниже, всматриваясь, и старался найти слабое место в обороне. Эта ударная группа даже сейчас соблюдает некую оборонительную структуру.

Вряд ли на самом деле готовы ко всем неожиданностям, это так, привычное, как умение спать с одной рукой на рукояти меча, а шитом укрывать ноги. И все-таки даже к спящему можно подкрасться тихохонько и нанести удар, так и внезапно шарахнуть по этому каравану…

Проследив их направление, я ушел в сторону, затем вовсе зашел сзади и осторожно опустился между огромными песчаными барханами. На этот раз я страстно возжелал стать огромным и сильным драконом, с прочной чешуей, быстрым в движениях, с сильными крыльями, ужасным и огнедышащим…

Когда период беспамятства закончился, я оглядел себя, посопел недовольно, ну никак не удается стать совершенной машиной убийства: либо защита недотягивает, либо ударная мощь слабее. А если и то и другое сбалансировать, придется ослабить то и другое. Хотя в данном случае ударная мощь, скорость в нападении и ловкость важнее защищенности…

Я взлетел, поднялся над вершинами барханов и понесся, почти задевая песчаные верхушки поджатыми к пузу лапами. За мной сразу поднялась, воздетая могучими крыльями, и пошла догонять песчаная стена, настоящая пустынная буря, самум.

Караванщики и охрана, убаюканные монотонностью движения, сонно смотрят вперед, никто не ощутил опасности.

Я налетел на арьергард и обрушился, как гора. Земля дрогнула под моей тяжестью, а я уже быстро хватал когтями, пастью, торопливо выводил из строя и быстро прыгал вперед.

Стражи справа и слева оглянулись, их руки метнулись к оружию. Я поспешно дунул огнем. Ревущее пламя вырвалось с такой силой, что я сам изумился и почти струсил. Впереди крики, лошадиное ржание, звон металла. Я дунул снова, а то вдруг кто уже целится сквозь стену огня в мою сторону, вильнул вбок и, обойдя жаркое пламя, бросился на оставшуюся половину отряда.

При всей растерянности караванщики все же обнажили оружие и попытались дать безнадежный бой. Я с диким ревом несся вперед, подпрыгивал и давил всем весом, а тех немногих, кто успевал отпрыгнуть, хватал лапами и пастью. По мне били мечами и тыкали копьями, я плевался огнем, чувствуя, как запасы подходят к концу, ладно, это короткая схватка, лапы дрожат от усталости, не для такой туши резвость трепетной лани, но наконец последние три человека, бросив оружие, пустились в бегство.

Я с победным ревом догнал их и втоптал в песок, чувствуя, как трещат кости. Не до милостивого обращения с военнопленными, куда важнее, чтобы конунг не узнал о судьбе отряда по захвату власти и все так же в нетерпении ждал его скорого появления.

Справа и слева налетели всадники охраны. Стрелы застучали, как крупный град, по моей костяной броне. Следом с визгом рикошетили дротики, брошенные умелыми и сильными руками.

Я заревел грозно и выпустил длинную струя огня. Двое или трое кубарем скатились с лошадей, те испуганно ржали и вставали на дыбы. Остальные умчались, не слушая поводьев, многие кони беспомощно вскидывали болтающиеся повода, чтобы не наступить и не упасть, двое мотали головами с опаленными гривами. Я ощутил острый укол совести: в старых книгах, которые читал в детстве, всегда упоминалось с гордостью, сколько коней загнал насмерть такой-то гонец, спеша поскорее доставить некую весть королю или просто адресату. Или герой, торопясь увидеть любимую, как вон дартаньяны и прочие атосы постоянно загоняли их десятками, просто желая куда-то прибыть поскорее.

В моем срединном королевстве ни в книгах о тех временах, ни в чем-то еще коней уже не загоняют насмерть. Даже в пене я их не видел, негуманно, могут пришить пропаганду жестокого обращения с животными. Даже в жестоких сражениях армия на армию убивают только людей, но кони все целы и невредимы. Как я понимаю, если встанет выбор: загнать ради спасения королевства пару коней или же спасти коней, то мы обязаны выбрать коней, и хрен с ним, королевством, династией, прекрасной принцессой, наследованием трона и ходом истории.

Лапы дракона хороши для схваток, но не для раскрывания мешков, я со злостью окинул взглядом трупы. Это похуже кровавой битвы, там просто убивают, а здесь вон те двое похожи на обугленные головешки, а вон там большая кровавая лужа с расплющенными, словно по ним проехал баггер, телами…

— Барсук! — проревел я страшно. — Ты где, гад, прячешься?

Во все стороны волнистые бугры золотого песка, бесконечные барханы и дюны, над ними пронзительно синее небо-и все, ясность и чистота пустыни, ничего лишнего…

— Барсук! — проревел я еще страшнее. — Немедленно ко мне!

Из-за бархана совсем близко высунулась голова, повязанная платком песчаного цвета. Вытаращенные глаза смотрели на меня с диким ужасом.

— Я здесь… господин дракон…

— Кроган велел, — сказал я грозно, — чтобы никто не улизнул. Через городские врата не пропускай ни одного мергеля!.. Это те, кто с красными поясами. Убивай без разговоров, пока Его Величество не изволит отменить приказ. Твои люди пусть обшарят трупы, все ценное заберут себе. Как и коней с верблюдами.

Он пролепетал, заикаясь:

— К-к-кроган… велел?

— Да, — рыкнул я нетерпеливо, — ты что, не знал?…

— Н-н-н-нет…

— Он уже и водяными драконами повелевает, — сообщил я. — Да, расспроси, расспроси обязательно.

Из-за барханов начали робко подниматься еще головы. Я припал к земле, мощный толчок всех четырех лап отправил меня в небо, где я сдвинулся всего на полмили в сторону и тут же опустился между самыми высокими дюнами.

Долгое головокружение и беспамятство, наконец превратился в птеродактиля, отбежал, пригибая голову и лавируя между барханами подальше, а там уже взвился в небо, чтобы никто не обратил внимания, что эта странная птица взлетела именно там, где зачем-то приземлялся могучий и огромный дракон.

В разных частях города собираются толпы горожан, грозно блистает солнце на металле доспехов вооруженной стражи. Их тоже стало больше, все-таки Ланаян потихоньку принимает меры на свой страх и риск.

Обнаженных плеч и голых торсов не видно, зато местные галдят, как галки, возбужденно машут руками. Мне показалось, слышу сдержанное одобрение, труп врага хорошо пахнет, а среди найденных тел пока не отыскали местных.

Донеслось сдержанное позвякивание железа, подошел еще один отряд городской стражи. Эти ребята оттесняют толпу, но сами еще не знают, что делать, слишком уж не похоже на мелкое воровство или ограбление.

Я вытащил из мешка плащ, набросил на плечи, а капюшон опять надвинул на голову. Так многие ходят, одни спасают головы от солнечного удара, другие не желают, чтобы другие видели, куда они шастают, пока жены сладко спят в полуденной дреме.

Опустив голову, я смиренно двигался вдоль стен, как всегда ходят местные ловеласы, из-за спин горожан донесся уверенный голос:

— Говорю же вам, это Призрачный Пес!.. Сегодня какой день? То-то!.. В такие дни он выходит из особо крупных солнечных зайчиков и рвет в клочья всех, кого видит…

— А вот и нет, — возразил другой голос, — ребенка лизнет и бежит дальше! Это все знают.

— Дурень, ты перебил!

— А что я сказал не так?

— Он рвет всех, кого видит с оружием в руках! А это видишь кто? Они с оружием не расстаются!

— А где их оружие?

— Унес тот, кто наткнулся первым. Потому и помалкивает.

Я прошел мимо, но на перекрестке улицы другая группа горожан окружила место, на котором, помню, подстрелил сразу троих, голоса возбужденно-радостные:

— …Только Исчезающий Всадник!

— Ну, его давно уже не видели…

— А он появляется в годы великих перемен!.. Это только начало, вот увидите!..

В третьей группе, мимо которой я прошел, скромно опуская очи долу, словно согрешил с невинной дщерью, идет горячий спор, временами переходящий в потасовку, ночные гарпии порвали этих молодцев или же Серые Сестры позабавились.

Я сам подумал, что насчет ночных гарпий — глупо, сейчас ясный день, но поймал краем уха аргументы, призадумался, вот уж не думал, что и такое в природе гарпий, буду знать, но все-таки Серых Сестер опасаться нужно больше, мое очарование и умение ладить с людьми и женщинами может не сработать с такими причудливыми существами, у которых вкусы куда уж страньше и страньше…

Хотя для меня вообще-то предпочтительнее версия о Сумрачном Всаднике, можно подверстать под великие и благостные перемены при вторжении крестоносного воинства.

В четвертой группе разговор идет, как ни странно, о политике, повеяло чем-то родным, но поспешно миновал их, а то начну прислушиваться и не смогу уйти, зато в середине пятой группы увидел только одного мергеля, он красиво распростерся на спине, жизнерадостно раскинув руки, словно возжелал обнять весь мир. Остальных, как я понимаю, уже унесли или увезли на телеге, покрыв с головой.

Горожане сдержанно переговариваются, в животе кочевника сквозная кровавая дыра шириной в тарелку. Кровь уже вытекла, заполнив щели между отесанными камнями темной густой массой, рана сузилась, но я все равно рассмотрел сквозь нее булыжники мостовой.

Здесь с двумя стражами присутствует Ланаян, еще двое работников подгоняют лошадь с волокушей. Бедное животное в испуге вращает глазами, упирается и не желает приближаться к трупу.

Ланаян неторопливо обошел тело со всех сторон, стараясь не наступать на темно-коричневую массу загустевшей крови. Вид его был грозен, а в голосе прозвучало сильнейшее раздражение:

— Чем это его так?

Он оказался спиной как раз передо мной, я наклонился к его уху и сказал авторитетно:

— Переел, вот и вырвало. Видно же, вовсе нет живота. Такое бывает при чревоугодии.

Оба стража, бледные и вздрагивающие, смотрели на труп, один непроизвольно пощупал свой слегка выпирающий живот и заметно побледнел.

Труп наконец вскинули на волокушу, лошадь потащила ее бодро, почти побежала, спеша уйти от страшного места. Ланаян пошел следом, медленно отставая. Стражи держались возле него, он нетерпеливым жестом услал их вперед.

Я скромненько пошел сзади, он произнес, не поворачивая головы:

— И что, он в самом деле умер от обжорства?

— Не совсем, — ответил я.

— А зачем им сказали, будто тот перечревоугодничал? Я ответил мирно:

— А что сказать другое? Что умер от стрелы из моего арбалета, как это и было? Они бы решили, что здесь колдовство, и такое бы началось…

Он сказал раздраженно:

— А что это было?

— Колдовство, — ответил я мирно.

Он напрягся и шел прямой и напряженный, как струна. Я догнал и пошел рядом, его глаза чуть дрогнули в орбитах, поворачиваясь в мою сторону, но тут же устремил взор перед собой.

— Значит, — произнес он, — это ваших рук дело?

— Какое? — поинтересовался я. Он сказал нетерпеливо:

— Вы их убили? Я поморщился.

— Ланаян… мы же культурные люди, мать твою! Культурные таких слов не употребляют и вообще не знают. Убийство — это грубо. В крайнем случае — нейтрализация. Если нужно уничтожить с женщинами и детьми, то — зачистка. Если с кошками и козами — полная зачистка. Если такая, как провела армия Иисуса Навина при взятии Иерихона, — то зачистка абсолютная…

Он прервал нетерпеливо:

— Конунг уже знает.

— О чем?

— Что вы начали против него войну.

— Тоже мне новость, — фыркнул я. — Он начал против меня еще раньше! Наверное.

Он покосился удивленно.

— Не кажется ли, что силы не равны? Один человек не может объявить войну целому племени.

Я сказал гордо:

— Смотря какой. Кроме того, конунг пока не начинает на меня масштабную охоту. Для него главнее взять власть в королевстве, а не раздавить одинокого дерзкого кочевника из чужого племени. Он терпелив и ждет подхода ударной группы из самых отпетых головорезов. Он отбирал их тщательно не один год.

Он спросил быстро:

— Что за ударная группа?

— Основной кулак, — объяснил я, — из его братьев, племянников и прочей родни, что пойдут за ним в огонь и воду.

— Когда войдет в город?

— Уже не войдет, — ответил я. — Они уже пошли…

— Куда?

— В огонь и воду, — ответил я небрежно. — Если кто успел убежать, тех ловят и добивают разбойники Крогана. Я сам не ожидал, что окажутся патриотами большими, чем придворные Его Величества. И более решительными, чем его дворцовые войска… Вот такие нюансы приходится учитывать будущим политикам! Но пока конунг о судьбе своего элитного отряда не знает, он подождет с переводом холодной войны в горячую. В смысле, с переходом к активным действиям в широком масштабе.

Он помрачнел, глаза стали темными, а скулы заострились.

— Неужели… начинается война?

— Сам видишь, — сказал я, — лучшего времени для переворота не придумать. Только это не война, атак… мелочь.

Он сказал невесело:

— Мергелей около полусотни только в самом дворце. А еще в самом городе…

— В городе почти нет, — заверил я. — Понимаешь, что-то не спалось…

— Не спалось, — повторил он тупо и как-то растерянно. — Комары? Или не комары?

Я отмахнулся.

— С комарами разве справишься? Пришлось побить хотя бы мергелей. Душу отвести.

Он вздохнул.

— Ну да, ну да, степная кровь вскипает быстро.

— Да какая теперь разница? — сказал я. — Пойдем во дворец. Если сейчас не осилим конунга, рухнет вся ваша государственность. И суверенитет в придачу. И на диво налаженная экономическая система.