"Чингиз Гусейнов. Семейные тайны " - читать интересную книгу автора

На стыке детства и отрочества так думал Расул, чертя с другом маршруты
кругосветных путешествий: как это может быть, чтобы его, Расула, не стало?
Не зря он явился на свет, а ради каких-то великих свершений, и имя его... А
ведь думалось всерьез! В военном лагере рядом их койки в палатке - КАК
УЙДЕШЬ ОТ НЕЕ, ПОЗВОНИ. Напомнить Джанибеку, как у столовой,- топали к ней
долго, глотая пыль, а тут еще "Запевай!", старшина мстит юнцам за
неудавшуюся судьбу, заброшен в эти пески, где дышать нечем и ядовитые змеи,-
поймал Джанибек хилого котенка и давай его крутить, очень долго крутил, а
потом выпустил: "Иди!" У котенка голова кружится, идет, валясь на бок, и в
тот же вечер, после отбоя, вдруг и говорит Джанибек, пригнувшись к Расулу:
"Ты представляешь, нас закопают, и черви будут у нас в
печенкахкопошиться, а?"
"Никаких червей!"
"Как так?"
"Копатель один рассказывал: надувается, лопается..."
"Кто?"
"А тот, о ком ты говоришь, пугая меня".
"Так я о нас с тобой!" - Расул вспомнил, как думалось: Я НИКОГДА НЕ
УМРУ. "И что дальше?" - пристал Джанибек.
"Вытекает весь в песок. И сохнет, кости остаются. ПРИОБРЕСТИ Б ХОТЬ
КАКОЙ ЧЕРЕП. Один лишь белый скелет".
"Нет, ты только представь себе, как тебя в гроб и в яму!"
"Никакого гроба,- снова поправил Расул,- в саване".
Хоронили тут недавно одного чудака, заражение крови от наколки, решил
Портрет на груди носить, бахвалился: "Это надежный щит, если даже приговорят
(??), не осмелются выстрелить (в Сталина)", мол, рвет на груди тельняшку, а
там глядится в дуло Портрет. "Хотел,- в бане им рассказывал, ему и
Джанибеку,всех четырех (портреты вождей - в профиль), но художник только
ЕГО,- и рукой гладит,- рисовать мог".
Это же искусство, чтоб тушь намертво въелась в кожу: игла жалом
вонзается в тело, разрывая слой кожицы (прочерчивая рисунок или выцарапывая
текст), и в борозду, на ранку эту, втирается навечно тушь, ни стереть ее, ни
смыть, только выжечь (каленым железом), чтоб извести слой кожи вместе с
тушью, и останется, как память о наколке, след коричневого ожога, словно
покрытого лаком.
Игла на кончике внесла грязь, от нее началось нагноение, да еще жаркие
дни стояли.
Расул сам виноват, что поддался на удочку Джанибека, сладким его
обещаниям поверил, дал заманить себя в тупик, а потом бежал от него, чтоб
все эти годы о нем думать, и имя, как вздох на устах, это слитное
ДЖАНИБЕКГУСЕЙНОВИЧ, а перед тем как уехать (бежать?) из родного края, пришел
с матерью на кладбище, камень на могиле отца чуть покосился, надпись на
мраморной доске кириллицей, недавно ввели, запретив латиницу, но попадаются
иногда и латинские буквы, путался резчик, в черных крапинках мрамор,
изъеден, и надпись позеленела, уже не прочтешь слова, где-то вычитанные
матерью и выбитые на плите: "О ты, проходящий мимо, жизни конец наблюдай..."
С трудом продерешься теперь к могиле, ни дороги, ни тропки к ней,
хорошо хоть невысоки каменные заборы - шли по их широким гребням, переходя
от могилы к могиле, и вот она - отцовская.
Встали с матерью, и вдруг Расул видит, как в щель нечто толщиной с