"Леон Гвин, Зигфрид Тренко. Последняя надежда (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

переминаясь с ноги на ногу, а будто в почетном карауле; в темноте зала я
поцеловал ее дважды, но не получил ответного поцелуя. Робость,
стеснительность, высоконравственность - все совпадало...
Мы переехали в университетский город, где меня ждала - разумеется,
всего лишь как прикрытие - работа на кафедре психологии. Среди психологов
я отличался разве что четкостью суждений. А она - она тоже не должна была
знать о ладони, о номере. Пусть себе думает, что живет с человеком.
Представьте себе молодую женщину, которая не работает, потому что
этого не хочет муж, домашнее хозяйство ведет безропотно, одевается,
советуясь с благоверным, читает, что он велит, никуда без него носу не
кажет, говорит только "да"... превосходно! Ей не нужны комплименты,
прекрасно! С ней можно не обсуждать проблем, а споры, ссоры, примирения,
война полов - это для других. Она просто есть в доме, рядом с вами...
отлично! А когда дома нет вас и вся домашняя работа переделана, она вяжет
или, творческая натура, пишет романтические повести о любви в средние
века. Не таковы ли были их доэмансипационные прабабушки? Одна беда -
держит кошек.
И еще странность - громадная несуразная кукла сидела на нашем диване,
и ей шились всевозможные платьица, чепчики и прочие принадлежности
туалета. По ночам ее убирали в шкаф, и тогда я чувствовал, что мое
спокойствие по-прежнему при мне.
Любовь в ее коротких однотипных повестях ничем не кончалась - либо
он, либо она погибали. Но в жизни Симона цвела. Она похорошела так, как
может похорошеть женщина, утратившая хрупкость девичьих форм, но
сохранившая юное изящество. Даже глаза у нее как-то посветлели.
Однако меня провести трудно. И как бы мне ни хотелось удачного исхода
эксперимента, победного отчета, а затем  к о м п л и ц и ф и к а ц и и 
внутреннего мира, новой программы, - прежде всего я честно выполняю свои
функции. Я не мог дать ей столько солнца, сколько светилось с недавних пор
в ее прежде робком, сумрачном взгляде. Значит...
Я подстерег их по всем правилам, как полагается у людей. Он оказался
здоровенным парнем с глупой веснушчатой рожей и лапами кузнеца. Родом из
Лироны. Сошлись веснушками! Когда я с ним поздоровался, он смутился, как
студент в прихожей у профессора. "Вы чего?" - спросил он. - "А ты -
чего?" - "Ну", - сказал он. - "Оставь ее в покое, пожалуйста. Ты мне
мешаешь", - попросил я. "Она мне пишет", - сказал он гордо. "Лю-бит?" -
спросил я с тревогой. - "Она не для вас", - сказал он, краснея. "Что же
будет?" - спросил я. "Мы уезжаем в Лирону", - ответил он. - "Когда?" -
"Завтра". Пока мы с ним беседовали, Симона тихо взирала на нас своими
глубоководными глазами.
Это не объясняет, конечно, почему я сейчас сижу в купе, один, и жду
отправления поезда, который сам выбрал. Возможно, этому вообще нет
объяснения, хотя такие штучки ЕС-01 не подобают.
Пахнет дерматином, из коридора доносятся обрывки разговоров.
Отодвигается дверь - и на пороге показывается вежливая физиономия
стареющего... по-моему, инженера. Из тех людей, что протирают штаны за
кульманом и ходят на работу с унылым цилиндрическим футляром, а во время
перекуров сплетничают о личной жизни коллег и обсуждают проблемы служебных
взаимоотношений. Оч-чень приличный человек, под глазами мешочки, аккуратно
выбрит, тонкие губы растянулись в заискивающей улыбочке. Только вот как он