"Сергей Гжатский. Колодец " - читать интересную книгу автора

облегченно вздохнул: ни заплаканных женщин, ни пожарных машин с милицией
возле дома не наблюдалось.
"Слава те, Господи! Кажись, все в порядке! "- проворчал он и толкнув
калитку вошел во двор. Перед ним стояла большая добротная изба на высоком
фундаменте и под шифером. Рядом - гараж и сарайчик, за избой - хлев и
птичник. В глубине двора, ближе к боковой ограде весело дымила летняя кухня
/такая же как и у Симакова/, на отшибе, за огородом, в зарослях бузины
виднелась крыша приземистой баньки... Все здесь говорило о трудолюбии и
достатке хозяев.
На скрип калитки обернулась моложавая женщина, хлопотавшая возле плиты,
от которой у нее раскраснелось лицо. Под навесом кухни что-то
жарилось-парилось и булькало. В воздухе витали такие аппетитные запахи, что
у Си макова предательски заурчало в животе. Он вспомнил, что у него с утра и
маковой росинки во рту не было!
- Здравствуйте, хозяюшка! Мне бы с Филиппом Евграфовичем
переговорить... Он дома? "
- Дома, дома! Вы проходьте за хату, там он, в беседке, - хозяйка
махнула рукой и снова вернулась к кастрюлям со сковородками, а Симаков
ступил на дорожку из битого кирпича.
Завернув за угол дома, обошел стороной собачью будку. Из нее, гремя
цепью, выползла лохматая псина и сонно посмотрев на непрошенного гостя,
запаздало брехнула для приличия.
За домом, среди густой зелени высоких крон яблонь, вишен и слив, он и
взаправду увидел гладкий купол деревянной беседки, выкрашенной в белую
краску. К ней вела все та же тропинка битого кирпича, проложенная среди
грядок и кустов малины. Беседку плотно окружали кусты боярышника и
отцветающей акации, отчего в той царили полумрак и прохлада, что было совсем
не лишне по такой погоде.
Внутрь вели три ступеньки, но Симаков не стал заходить. Он истуканом
замер на пороге, во все глаза пялясь на хозяина этого дома - Пешнева Филип
па Евграфовича...
В центре беседки стоял самодельный журнальный столик из липы,
украшенный затейливой резьбой и покрытый цветным лаком. Он был завален
газетами и журналами, между которыми желтел бронзовыми боками старинный
чернильный прибор.
Рядом громоздилась стопка исписанных листов, придавленных стеклянной,
под хрусталь, пепельницей, полной окурков от сигарет "Золотая Ява" /одна
недокуренная все еще продолжала дымиться на краю/. Композицию завершал
заварочный чайник с облупленным носиком и "малинковский" стакан в серебряном
подстаканнике с недопитым чаем.
. . С той стороны столика лежал на боку опрокинутый табурет.
И над всем этим хозяйством невозмутимо парил последний из известных
Симакову лозоходцев - господин Пешнев! Он повесился на бельевой веревке,
которую привязал к перекладине под потолком.
Видимо, это произошло перед самым приходом Симакова, так как труп все
еще слегка покачивался. Наверное, лозоход при жизни был высоким человеком:
его ступни в потертых на пятках носках едва не касались ножек
опрокинувшегося табурета, рядом с которым лежали аккуратно снятые шлепанцы.
Самозатягивающаяся петля капроновой веревки толщиной в палец, глубоко
врезалась в посеревшую кожу шеи... Голова трупа неестественно склонилась к