"Александр Хабаров. Русский бунт-2000 (фрагмент нового романа)" - читать интересную книгу автора

- Слушай, писарь, - сказал он Голощапову, ткнув его носком сапога. -
Тебе дается шанс. Мы сейчас уходим, а ты делаешь следующее: берешь билет на
самолет, на поезд, на пароход... да, короче, хоть в космос, но чтобы через
три дня тебя в Москве не было! И чтоб был от нее - на расстоянии не менее
двух тысяч верст. Областные и районные центры для проживания запрещены,
усек?
- Да, - с чуть заметной радостью в голосе прошептал Голощапов. Он все
же думал, что убьют, не верил в жизнь.
- Да, товарищ, - добавил Насос. - Тут люди, дети, женщины, а вы так
себя ведете! Нехорошо.
Насос встал, подошел к лежащему Голощапову, нагнулся и, схватив его за
воротничок рубашки, поставил на ноги.
- И на работу! Понял, сука! - сказал он, глядя Андриану прямо в глаза.
- И не писарем, а пахарем! Чтоб духу твоего возле коммерций и бизнесов
всяких не было! Умри и не воняй!
- Про литературу забыл, - сказал Толик.
- Что? Какую литературу? - удивился Насос. - А, ну да, ну да... Это
тоже не забудь, сволочь.
Насос повернулся на пол-оборота, будто уже хотел отойти, но неожиданно
въехал Голощапову правым коленом в низ живота, захватив большую часть
мужского достоинства.
Запрыгали картины и бра на стенах, вздулся пузырем сервант, диван из
розового стал черным. Затем все слилось в одну темнеющую на глазах каплю,
которая обрушилась на Голощапова. Сознание его померкло.
- И секс тоже, - сказал Штукубаксов. - Все, отходим. Теперь в кофейню,
по сто пятьдесят.
- Что-то у вас, товарищ, неверно с цифрами, - удивился Насос. - Видно,
в школе нелады с арифметикой были? Ясно же записано - двести пятьдесят. Да,
кстати, какого это ты Чомбу Бешеного в Анголе колол? Как орех, да?
- А что? Не веришь, что ли? На штуку баксов спорим: Колька Манилов из
"Вектора" не даст соврать. Ну, спорим, а?
Хлопнула дверь.

ОТСИДЕНТ И БАКЛАН

Шахову снился сон - такой странный сон, когда сюр, абсурд и фантастика
обретают свойства объяснимой (но лишь в самом сне) реальности.
Он был черной, средних размеров, птицей, похожей одновременно на чайку1
и ворона. Чайку - потому что летел он над морем и время от времени нырял под
воду за рыбой. Ворона - потому что об этом свидетельствовал цвет оперения и
некая ясно ощутимая мудрость мыслей. Он был не один - с ним летел его друг,
у которого было имя, состоявшее, как это и бывает во сне, из ля-диез второй
октавы, буквы "Р" с французским прононсом, двух мазков водянистого
аквамарина и нескончаемых аплодисментов. Внешне он был похож на птицу-Шахова
как брат-близнец.
Темное море внизу, небо вверху - еще темнее. Длились сумерки, и были
они нескончаемыми, как будто время остановилось или обрело свойства
мгновенной обратимости.
В полете они беседовали с товарищем, и беседа их была полна неожиданных
открытий и прозрений. Впрочем, язык беседы также не поддавался определению,