"Елена Хаецкая. Возвращение в Ахен. Роман (Цикл Завоеватели #2)" - читать интересную книгу автора

было испещрено магическими знаками, из которых Синяка знал только знак
Солнца. На полках среди кухонной посуды стояли глиняные бутылки с
запечатанными горлышками, а над ними на крюке висела большая гадательная
чаша. В доме пахло пылью и горьковатыми травами.
Мела поправил постель и укрыл колдунью лоскутным одеялом, которое
снял со скамьи у окна, потом, встав на колени и коснувшись лицом пола,
поклонился спящей и вышел. Синяка последовал за ним.
Был уже рассвет, и по-утреннему холодной казалась трава, влажная от
тумана. Воспользовавшись отсутствием хозяина, саламандра погасила костерок
и теперь мирно спала, свернувшись кольцом.
- Мела, - сказал Синяка негромко, - ты говорил вождю, что твой брат
не погиб, что он в плену?
- Да, - ответил Мела с видимым равнодушием. - Он там и останется.
Как Синяка ни пытался отгородиться от мира чувств и оставаться
исключительно в мире внешних проявлений, откуда-то из потаенных глубин
души старшего брата на него плеснуло нестерпимой болью.
Синяка владел собой куда хуже, чем Мела. Он переспросил севшим
голосом:
- Они знают, что мальчик жив, и не попытаются его спасти?
- Аэйт всего лишь тень, - сказал Мела. - Ради него Фарзой и пальцем
не шевельнет. - Он помолчал, подождав, пока уляжется горечь, и, желая быть
справедливым, добавил: - Фарзой не стал бы делать этого ни для кого.
Погубить несколько человек ради того, чтобы спасти одного...
Синяка кивнул. Неожиданно он подумал о Тиргатао: тем, кого опалит ее
пламя, даже родниковая вода уже не покажется сладкой. Так говорила ему
Асантао, спящая в доме. Синяка искоса поглядел на Мелу. Он потерял брата.
Но когда Синяка заговорил об этом, осторожно подбирая слова, чтобы не
задеть Мелу слишком больно, молодой воин ответил:
- Черной Тиргатао нечего делать в моей душе. Аэйт еще жив, и я не
собираюсь хоронить его.


Фрат остановилась, передав великану легкий круглый щит.
- Повесь его на ветку, - сказала она.
Великан нерешительно повертел щит в своих толстых лапах, заросших
рыжим волосом.
- Так это... Госпожа Фрат, оно же вещь... Я хочу сказать, предмет...
И вдруг по нему стрелять? Вы как хотите, а у меня рука не поднимется.
Они стояли в лесу, в двух милях от деревни.
Во время поминального пира после изгнания Смерти девушка заметила
Пузана, который неловко топтался в сторонке, вздыхал, громко глотал слюни
и с невероятной тоской следил за тем, как куски исчезают с длинного
деревянного стола, установленного возле дымящегося кострища. Одна из
женщин, поглядев на Пузана, что-то сказала, и все рассмеялись.
Все, кроме Фрат. Она нахмурилась, встала. Увидев ее суровое лицо,
великан даже забыл о том, что ростом Фрат едва доходила ему до пояса, и в
испуге присел. Она махнула ему рукой. Из опасения развалить скамью, Пузан
пристроился возле нее на земле, а Фрат время от времени подавала ему мясо,
выбирая куски побольше. Великан хватал их зубами, отрезал ножом все, что
не влезало в рот с первого раза, жевал, после чего заталкивал в свою