"Елена Хаецкая. Сказание о великомучениках тихвиенских" - читать интересную книгу автора

невиновность доказывать..." Ибо неоднократно уже случались с нею подобные
истории.
Из-за двери доносились крики отчаянные: то мент и Торин взаимно друг на
друга орали. И еще был в ментовке за решеткой арестованный за дебоширство
пьяница, так вот этот пьяница, уподобляясь толпе иерусалимской, очень
осуждал Торина из-за решетки и всячески поносил того.
И обвиняли менты Торина также в том, что он угрожал им интервью.
Эрандил же молвил с видом глубокомысленным:
- Судя по всему, разговор ведется на повышенных тонах...
Спустя некоторое время дверь железная распахнулась, и оттуда вышвырнули
Торина, который уподобился петуху трубадурскому, изрядно ощипанному, но не
побежденному. Гордо встряхнул головой Торин, сверкнул глазами в полумраке, и
все великомученики большой толпой обступили его и с торжеством повлекли к
выходу из вокзала.
И решили мы выбираться из здания вокзала, ибо близилось время штурма
Пикалевского поезда.
Торин же, уединившись на платформе, устроил шумный молебен за спасение
души ментов тупорылых. И велика была святость Ториена Тихвиенского.
(Рейстлин: "Спрячь Ториена за дверью ментовки - вынесем вместе с
ментовкой").
В поезде же часть людей и нелюдей уснула, истомленная приключениями, а
часть принялась распивать коньяк, одеколоном отдающий, и распила его
премного. И решено было также напоить проводника, и без того уже подпитого,
дабы тот явил свет истинного милосердия и подобрал на халяву в Волховстрое
товарищей наших и довез их до Питера.
Итак, забрались мы в тесное купе проводника и долго пели под гитару, и
спели про дракар, и про начальника пьяного, и иные дивные песни, и не
забывали подливать коньяк проводнику. Так длилось время и было уже три часа
ночи.
В три часа ночи прибыл поезд в Волховстрой. Тотчас же выскочили мы из
вагона душного и побежали резво к зданию вокзала, дабы извлечь оттуда
томящихся в ожидании товарищей наших.
Велик же был облом наш, когда никаких сотоварищей мы в Волховстрое не
обнаружили и возвратились в вагон ни с чем.
И хотелось нам уже спать, однако проводник только-только раздухарился и
требовал продолжения банкета. И уныло продолжили мы банкет и продолжали его
до пяти часов, когда заснули все.
И не спали только четверо гнусных стройбатовцев, сильно пьяных, каковые
на гитару нашу покушались, ибо желали осквернить ее своими грязными и
богомерзкими песнями с употреблением слов непотребных.
Не давали мы гитару, однако схитили они ее коварно с верхней полки. А
после рассказывал рыжий, что явился ему дракон четырехглавый, с бритыми
головами и харями ужасными, и гитару он требовал, и бился рыжий, но одолел
его дракон.
Под утро вытащили мы гитару из-под тел спящего дракона четырехглавого и
водрузили ее на место.
А больше никаких подвигов и чудес явлено не было, разве что собака
писательницы Хаецкой, препорученная заботам матушки Валара, сожрала на месте
временной дислокации чужую кофту мохеровую, над чем немало потешались мы
впоследствии.