"Олег Хафизов. Кокон " - читать интересную книгу автора

притворялась спящей, а только все время смотрел на ее красивый профиль.
Когда они встали, явились два друга рогатого пожарника, и все вместе
продолжили пить на кухне. Поначалу гости подумали, что
Хафизов - парень Лениной подружки и вели себя прилично, но Лена так его
оглаживала при всех, что один из друзей не выдержал и назвал ее поведение
"настоящим блядством". Другой, что повыше, вызвал Хафизова на лестничную
площадку разбираться насчет "отношений". Он вел себя угрожающе; намекал на
каратэ и дергал Хафизова за новую, красивую, клетчатую рубаху с кармашками,
подаренную мамой, пока не порвал ее.
Ему не стоило этого делать. Хафизов ударил его несколько (не помню
сколько) раз по лицу кулаками и по яйцам ногой и вернулся в квартиру.
Подруги почему-то уже не было. Друзья пожарного застряли в узком
проходе возле двери и стали изображать руками и ногами нечто, не достигавшее
Хафизова ровно настолько, насколько надо приблизиться для взаимных ударов.
Им было тесно и неудобно. "Что я на них смотрю?" - подумал Хафизов, и стал
бить их по изумленным лицам.
Загораживаясь и размахивая руками вслепую, друзья ретировались из
комнаты в прихожую и из прихожей в подъезд. Лена истерично, безобразно орала
и кидалась в них припасенными для засолки помидорами, а они в свою очередь
орали, чтобы Хафизов шел за ними на улицу, где они ему покажут. Хафизов для
вида рвался за ними (а они к нему и для вида не рвались), Лена тянула его за
рубаху, довершая ее погибель, и все орали, а потом никого не стало. Лена
починила рубаху, и уговаривала его побыть еще немного (никак, до прихода
мужа), но ему было не до сна, и он вырвался от нее на улицу.
Возле подъезда на всякий случай он подобрал здоровенную корявую
каменюку, но к нему никто не пристал, кроме брехучей помойной собаки. На
собаку он и истратил свой снаряд, но к счастью не попал.
Потом пошел, полетел досыпать домой через безлюдную декорацию ночного
города, точно так же, как летал во сне. Луна в ту ночь была не белой, и не
желтой, а оранжевой, почти красной, как лихорадочное солнце.

НЕРВНЫЙ СМЕХ

После драки на Хафизова нападал смех. Потом становилось боязно, что с
ним сотворят что-нибудь подобное тому, что сделал он, но, как правило,
напрасно. Не так уж часто человек, испытавший боль и страх, хочет повторить
это ощущение.
Хуже всего, когда вместо синдрома опаски или отвращения наступает
жалость, острая, жаркая, красная, непоправимая жалость к тому, которому мама
штопает носки, и жена что-то ищет на день рождения, и дети радуются, когда
он возвращается пьяный со своего завода.
Бутузу не повезло. Он был достаточно велик, чтобы его нестыдно было
бить, водился с обитателями хулиганского двора, пил не меньше других, носил,
как положено, вельветовые порты неимоверной ширины
(понизу) и ужины (поверху) с молнией наружу и латунными пластинками,
полученными при фигурной вырубке отверстий на самоварах завода
"Штамп", которые приклепывали к нижней кромке штанин, а также
какую-нибудь "комбойку" или "олимпийку" над тельняшкой, то есть, внешне не
отличался от дворового сброда, но был при этом настолько безобиден, что его
мог бить всякий желающий.