"Олег Хафизов. Кокон " - читать интересную книгу автора

противоположному тротуару заплутавшей собакой колли, то за тремя девочками,
игравшими в скакалки с натянутой вдвое бельевой резинкой, и в этом отдельном
жилище он находился либо среди толчеи жениных друзей, либо тоскливо,
безнадежно, бессрочно один, когда ни в семь, ни в восемь, ни в полночь в
дверь никто не позвонит, а если и позвонит, и войдет, то обязательно не тот,
вернее - не та.
Супружество отучило Хафизова от сюрпризов случайного секса.
Внешне он не изменился в худшую сторону, и красивые девушки, особенно в
сравнении с привычной женой, по-прежнему вызывали у него томление, но в его
желании появился такой градус, который чувствовался на расстоянии и
отпугивал после первого же звонка, первого же конспиративного похода в кино.
Это напряжение отпугивало, прежде всего, самого Хафизова, предпочитавшего
теперь приглядываться, прислушиваться и разочаровываться в своих грезах.
Понимая, что с его уходом из половых отношений люди не перестали
целовать, раздевать и тискать друг друга, он перестал верить в свое участие
в этой круговерти. Это не то что возмущало его благоприобретенный морализм,
а скорее не задевало, как фильм про войну, пули из которого не вылетают в
зрителей.
Одна девушка, Танька, очень маленькая и узенькая, с ярко-черными
смышлеными глазами, ярко-белой гладкой кожей, и страстью к словесной мороке,
нравилась Хафизову издавна, с тех пор как он, еще не до конца отделавшись от
первой жены, проводил ее зимним вечером до дома и был потрясен тем, что эта
прекрасная заумная девочка семнадцати лет, в которую он собирался влюбиться
насмерть, давно замужем.
Замужем за народным перекати-режиссером лет тридцати пяти. Потом
Хафизов увидел Таньку на спектакле любительского театра сильно
беременной, что не способствует романтике, и познакомился с ее общительным,
бессмысленно-эрудированным рыжим милягой мужем, и научился скучать при ней,
как при всех остальных.
Другие гости нравились ему еще меньше. Он относился к ним без радости,
если они не приносили вина, поскольку приходящие девицы ему не
предназначались и (или) не были нужны, а парни дружили не столько с ним,
сколько с его театрально-общественной женой. Они пили чай на кухонном полу,
когда засыпала дочь, пели свои чертовы песни про липовых поручиков и
корнетов, слушали его прозу, спорили, орали, шутили и кадрились вовсю, часов
до трех ночи, и перетащить жену с их коммунального пола на его
индивидуальный диван можно было лишь арканом или изгнанием всего колхоза в
целом.
Ребята! Особенно нервировала чета из крупной, толстоногой, белолицей,
вороной, по-еврейски несчастной Аньки, которая любила оглаживать хафизовскую
жену, млела по ней и позднее, как и следовало ожидать, эволюционировала в
окончательную лесбиянку, и ее кучерявого, статного, простоватого сожителя
Пети, который, как считалось, побывал в Афганистане, где подорвался на мине,
и в
Чернобыле, где облучился. Считалось, что, несмотря на цветущий вид,
скоро он может умереть, и к нему требуется особое отношение. Однажды
Хафизов не без удивления перехватил на Пете взгляд своей жены - взгляд
шуточного дерзкого вызова-призыва, которым любовники обмениваются на ранней,
интересной и радостной стадии жеребячества.
И, однако, вынужден был терпеть эту половую дружбу семей.