"Олег Хафизов. Кокон " - читать интересную книгу автора

нужду, по сравнению с которой обыкновенное оправление казалось раем, и она
ему поведала о своей неудачной (а какой же еще?) семейной жизни, и о
нерадивой учебе, и о запущенной дочери, и он прочел ей свой длиннейший
рассказ, опротивевший даже самому себе, прежде чем она под него начала
захрапывать, а чертово пространство все не размыкалось.
И вот, когда он стал всерьез подумывать, не помочиться ли при поэтессе
в порожнюю бутылку, решение пришло само собой. Он нашел на антресоли доску,
положил на ее конец ключ и передал его через окно в соседнюю комнату. Уже
через минуту дверь была успешно открыта снаружи.
Все-таки он испытал нечто вроде петушиной гордости, когда на глазах
новых однокашников из его комнаты вышла какая никакая женщина, с которой, он
провел ночь, пока они занимались трусливой зубрежкой. Следующую ночь Лена
скоротала у националиста.

ПРАВИЛЬНЫЙ МУЖ

Позорный адюльтер на инвентарной койке, убожество с тоскливыми стенами,
никогда не мытые окна, забитые с верхом мусоропроводы, горы сраных бумажек и
вопли по ночам - и вот перед нами место действия грядущей повести, некий
обобщенный казенный дом. Так что, вместо того, чтобы идти на лекцию о
типологизации художественных образов,
Хафизов с облегчением выбросил написанное ранее и стал типологизировать
сам. Ему удалось набросать несколько первых страниц. Если правда, что в
жизни не бывает ничего случайного и зряшного, то его короткая поганая учеба
обрела хороший смысл.
А еще через несколько дней и несколько страниц он возвращался домой,
наблюдая встречный бег передних рядов придорожной лесопосадки и попутный -
дальних рядов, ртутный блеск осенних луж, коричневый лоск мокрых платформ,
чахлую голубизну разбавленного холодом неба, кепки, платки, корзины,
плащи-клеенки, плащ-палатки, грязно-сиреневые и пыльно-коричневые "польта",
обоняя крепкий запах яблок и скользкий запах грибов, и мнительно вслушиваясь
в подзуживание (естественное или болезненное?) грешного своего ума.
Сегодня вечером ему предстояло лечь в постель с женушкой, наивной,
инфантильной, лживо-доверчивой маменькиной дочкой, для которой гонорея,
пожалуй, что-то среднее между бубонной чумой и позорным столбом. Так ему
казалось.
О наивность! На всякий случай он перебирал в уме предлоги отказа от
супружеского долга, хотя бы до истечения инкубации. Простуда, усталость,
отбитые яйца... Последнюю, непостижимую для женщин отговорку он уже
использовал против предыдущей жены, когда занимался дзюдо и такая
неприятность действительно случилась - но не с ним, а с его партнером и
соучастником. А может, ничего и нет? Не каждый же раз, черт бы их всех
забодал!
Во время разлуки Алена должна была жить у матери: что гораздо удобнее с
точки зрения питания, уюта и ухода за ребенком, а также
(между нами) нежелательных визитов многочисленных театральных
романтиков, ночные наезды которых на их съемную квартиру становились все
нестерпимее и рискованнее и однажды довели Хафизова до кровавого мордобоя.
Жена, которая в так называемом девичестве использовала малейшую возможность
сорваться от деспотичной матери, хоть вяжи ее, хоть секи, и само-то