"Генри Райдер Хаггард. Неравный поединок" - читать интересную книгу автора

морщинистого, желтоватого лица смотрят большие черные глаза,
зоркие, как у ястреба, и кроткие, словно у оленя. Вся комната
увешана трофеями его многочисленных охотничьих походов. Он мог
многое рассказать о любом из них, если, конечно, удавалось его
уговорить. Обычно это не удавалось: он не любил распространяться о
своих приключениях. Но в тот вечер портвейн развязал ему язык.
- Ах ты зверюга! - сказал он, остановившись на миг против
гигантскою черепа льва, скалившего зубы из-под длинного ряда
ружей, висевших на стене над камином. - Ах ты чудовище! Вот уж
двенадцать лет терплю из-за тебя неприятности и, верно, не
избавлюсь от них до самой смерти.
- Расскажите нам об этом случае, Куотермэн, - попросил Гуд. -
Вы мною раз обещали, но так и не собрались.
- Лучше не просите, - отвечал тот, - это слишком длинная
история.
- Отлично, - подхватил я, - вечер только начинается, да и
портвейна еще предостаточно.
Куотермэн сдался. Он набил трубку крупно нарезанным табаком из
банки, всегда стоявшей на каминной полке, и начал свой рассказ,
продолжая вышагивать по комнате.
"В страну Секукуни (1) я прибыл, кажется, в марте 1869 года.
Это было сразу после смерти Секвати, я уже не помню, как пришел к
власти Секукуни. Мне сказали, что люди племени бапеди привезли из
глубинных районов материка огромное количество слоновой кости:
поэтому в Мидделбурге я набил целый фургон товарами, рассчитывая
наменять побольше клыков. В столь раннее время года в тех местах
свирепствует лихорадка, и путешествие туда сопряжено с большим
риском. Однако я слыхал, что на эту партию слоновой кости зарится
еще кое-кто, а потому твердо решил попытать счастья, пренебрегая
опасностью заболеть. Впрочем, не очень-то я боялся лихорадки,
считая, что достаточно закален постоянными лишениями.
Действительно, некоторое время все шло хорошо. Бушвелд (2) был
великолепен; кое-где его пересекали гряды холмов, там и сям
виднелись гранитные копье (3), похожие на часовых, бдительно
охраняющих эти бесконечные заросли. Но, как и полагается в марте
(в той части Африки это осень), лихорадка так и косила людей, а
жара была такая, словно вас сунули в раскаленную духовку. Мы
спускались вдоль реки Олифантс, и каждое утро на рассвете я
вылезал из фургона, чтобы осмотреть местность. Реки не было видно,
в той стороне глаз различал только похожие на валы белые клубы
тумана. Точь-в-точь огромные кучи ваты, наметанные гигантскими
вилами. Такой туман приносит лихорадку.
Из зарослей поднимались тонкие струйки пара, как если бы там
горели сотни маленьких костров. То были испарения тысяч тонн
гниющих растений.
Да, местность поражала своей красотой, но красотой смерти. Все
эти полосы и пятна тумана складывались в одно слово, и слово это -
лихорадка.
В тот год болезнь просто свирепствовала. Помню, как я однажды
собрался зайти в небольшой крааль кнобнозов (4), чтобы достать