"Генри Райдер Хаггард. Мари ("Зулусский цикл" #1)" - читать интересную книгу автора

рукописей. Под тесьмой, связывающей эти рукописи, как Вы увидите, имеется
обрывок бумаги, на котором написано голубым карандашом указание, подписанное
"Аллан Квотермейн", чтобы эти рукописи были пересланы Вам, если с ним
что-либо случится и что только по Вашему усмотрению их можно будет сжечь,
или опубликовать.
Так что по прошествии стольких лет, поскольку мы оба живы, я
выполняю волю нашего старого друга и посылаю Вам его наследство, которое,
полагаю, может представлять интерес и ценность. Я прочитал рукопись,
названную "Мари", и убежден, что ее нужно опубликовать, ибо думаю, что эта
странная волнующая повесть о большой любви наполнена, кроме того, событиями
забытой истории.
Та, что названа "Дитя бури", тоже представляется очень интересной,
как исследование о дикой, жестокой жизни, и другие, возможно, также, однако
мои глаза так меня беспокоят, что я не в состоянии разобрать неразборчивый
почерк. Надеюсь, что я многое выиграю, увидев их уже напечатанными...
Бедный старина Аллан Квотермейн! Словно он внезапно восстал из
мертвых! Так, во всяком случае, я подумал, когда внимательно прочитал эти
рассказы о том периоде его жизни, о котором не помню, чтобы он мне когда бы
то ни было говорил...
Ну, теперь мои обязанности в этом деле закончены, а Ваши
начинаются. Делайте с этими рукописями то, что Вам понравится...

Джордж Куртис".

Можно себе представить, как я, редактор, был удивлен, получив это
письмо и при нем пакет рукописей. У меня это тоже вызвало ощущение, будто
мой старый друг поднялся из могилы и стал передо мной, рассказывая историю
своего бурного и трагического прошлого тем спокойным, размеренным голосом,
который я никогда не смогу забыть...
Первая рукопись, - "Мари", - описывала необыкновенные переживания
мистера Квотермейна в юности и его первую любовь...
Я никогда не слышал, чтобы он рассказывал об этой Мари, за исключением
одного случая. Я припоминаю, что по какому-то поводу, - это было празднество
в саду одного местного благотворителя, - я стоял рядом с Квотермейном, когда
кто-то представил ему стоявшую по соседству молодую девушку, отличившуюся
тем, что на празднестве она очень приятно пела. Фамилию ее я забыл, но
помню, что ее звали Мари. Аллан Квотермейн вздрогнул, когда услышал это имя,
и спросил, не француженка ли она. Та ответила отрицательно, добавив, что это
имя действительно французского происхождения и дано ей в честь бабушки,
которую тоже звали Мари.
"Правда? - сказал он. - Некогда я знал девушку, похожую на вас, которая
также была французского происхождения и носила имя Мари. Возможно, вы будете
более счастливы в жизни, нежели она, но лучше или благороднее ее вы никогда
не сможете стать", - и он поклонился ей просто и вежливо, затем отошел в
сторону. Позже, когда мы били одни, я спросил его, кто была та Мари, о
которой он говорил молодой леди. Он немного помолчал, потом ответил:
"Она была моей первой женой, но я умоляю вас не говорить о ней со мной
или с кем-нибудь другим, потому что мне тяжело слышать ее имя. Может быть в
один прекрасный день вы узнаете о ней все".
Затем к моему огорчению и удивлению, у него вырвалось нечто вроде