"Дамир Хакимов. Все Засохло!...." - читать интересную книгу автора

закрывать?"
Потом пригласили в кухню: "хоть яичницей перекусите, да сейчас салатику
нарежу".
Акимов вошел в кухню и сразу попал в летнее царство пищи и пития. Зимой
такие кухни хранят в себе садовые инструменты и закатки, иногда спасаясь от
снега и холода в них забираются домашние коты.
Акимов сразу оказался на табуретке у стола и чтобы не выдать свой голод,
стал оглядываться вокруг и прислушиваться к летним деревенским звукам.
Кроме щебетания птиц и звенящего зноя он услышал овечье блеяние и едва
слышные звуки рояля, доносившиеся из репродуктора. Отчаянный пианист изо
всех сил бил по клавишам пытаясь прорваться сквозь слишком тихий для его
музыки динамик, и словно не понимая, почему его музыке предпочитают шипение
яичницы и стрекотание кузнечиков. Когда он уставал, его место занимала
женщина, ласковым и нарочито тихим голосом пытаясь соблазнить слушателей
прибавить звук. Затем ее снова сменял пианист, затем снова женщина, и так
они продолжали, не в силах ничего поделать с ручкой громкости.
Ручные неназойливые мухи исследовали своими хоботками поверхность стола.
Когда какая-нибудь наглая забиралась в открытую сахарницу, старушка
прогоняла ее морщинистой ручонкой, говоря: "Кышь!". Обиженная муха улетала
и старалась своим поведением показать свою чистоплотность: потирала лапки,
чистила крылья, умывала сетчатые глазки. Дамир оглядывал кухню. Стекла были
закрыты от солнца газетами и плакатом какой-то партии, лидер которой вниз
головой взирал на стоявший на подоконнике цветок в горшке. Электропроводка
на фарфоровых роликах не отличалась особой чистотой, но была проложена
местным умельцем аккуратно, с любовью к электротехнике и ее
первооткрывателям: Герцу, Вольту и Амперу. У входа, на полу, лежал
связанный из старых лоскутков коврик с закругленными краями. Вообще, пол
вровень с землей, сетки в половине окон вместо стекол, создавали
впечатление, что кухня эта - всего лишь часть двора отделенная стеной, или
часть неба отделенная крышей. У стенки стоял старый застекленный ("Как же
он называется?" - думал Дамир, - "Трюмо?") шкаф, с тремя ящиками внизу. За
стеклом стояли небольшие, расписанные как глиняные игрушки, тарелочки и
огромные бокалы с причудливыми ручками. Стеклянная салатница, из-за толщины
своей зеленого цвета, имела нерезкие от времени грани.
"Сейчас я вам салатика нарежу"- сказала старушка, вспорхнула и через
минуту на столе оказалось множество помидоров и огурцов, которые она
аккуратно резала металлическим ножом с узким, сточенным лезвием. Hа
сковороде шипела яичница. Hа столе, на тарелочке лежали белые куски вареной
рыбы.
- Если бы вы заранее предупредили, я бы вам приготовила чего-нибудь, -
оправдывалась старушка.
Съев яичницу, салат и рыбу принялись пить горячий чай с повидлом и
вареньем. Пока ели старушка с дедом сменяли друг друга у стола, каждый
угождая чем-нибудь: пододвигали салатницу, нарезали хлеб, предлагали рыбу,
яблоки в дорогу, помидоры. От арбузов отказались. Дед говорил о том что
закончил с сенокосом, собирается завтра на рыбалку. Старушка рассказывала о
помидорах, которые вянут от жары, о перезревших яблоках. Стародубов говорил
о ценах на бензин. Дамир молчал. Уходя он оглядел кухню, вздохнул, заметил
в углу маленький образок и подумал: "Спаси их, Господи!"