"Мария Халфина. Мачеха " - читать интересную книгу автора

- Да какая она тебе дочь! - ахнула Анфиса Васильевна. - Кто это
доказать может? И кто тебя за язык тянет дочерью ее называть? Ну, был бы ты
партейный, тогда другое дело.
Анфиса Васильевна присела рядом с Павлом, тронула тихонько за плечо.
- Может, ты опасаешься, что тебя из ударников уволят? Ну и бог с ними,
сынок! Неужели тебе красная книжечка дороже жены и детей? А позору-то
сколько! Что люди-то про тебя скажут?! Да нам с Шуркой от стыда глаза на
улицу показать нельзя будет.
Анфиса Васильевна тихонько всхлипнула и торопливо высморкалась в уголок
фартука.
- Ты объясни мне: с чего ты это задумал? Чем ты недовольный? Чего тебе
не хватает? Были бы вы с Шуркой бездетные, я бы слова не сказала, а то ведь
свои есть: сын и дочка - красные деточки, родные. Чего тебе еще нужно?
- Эти свои, а та чужая?- скривился Павел.
- Стыдно тебе, Паша, и грех! - Анфиса Васильевна поднялась, оскорбленно
поджав губы. - Какое же тут сравнение может быть? Александра тебе законная
жена, а Юра и Леночка - законные дети. А там... Что ты людей-то смешишь?
Таких-то детей у каждого мужика дюжина по белу свету раскидана. Если каждый
начнет пригульных своих подбирать да женам подбрасывать, это что ж тогда
получится? Для того и закон особый про матерей-одиночек придуман: нагуляла -
получай от государства сколько положено, а к женатому человеку не лезь,
законную семью не нарушай!
Павел сидел, тяжело навалившись на стол, сутулый, поникший. Надо же
так! За один день свернуло парня, словно от тяжелой болезни!
- Не расстраивайся ты, Паша, возьми себя в руки, успокойся, обумись.
У Анфисы Васильевны от жалости запершило в горле.
Павел похлопал себя по карману, достал помятую пачку папирос. Подумать
только! Шесть лет не курил, это что ж с мужиком подеялось! Сглазил его кто,
что ли?
- Обумись, сынок, одумайся! Разве такое дело сгоряча можно решать? Вот
отгуляем новоселье, а потом и поговорим, посоветуем сообща, что делать. Ты и
сам потом спасибо скажешь, что не дали тебе пустяков разных натворить. Ты
рассуди только: девочка тебя не знает, ты же для нее дядька чужой. Девочка,
по всему видать, избалованная, характерная; ее надо сразу к строгости
приучать, к порядку, к работе...
Павел, словно спросонок, вскинул голову и пристально уставился в
разгоряченное лицо Анфисы Васильевны.
- Была бы Шурка постарше да характером потверже, - не замечая его
внимательного, угрюмого взгляда, продолжала Анфиса Васильевна. - Ну, разве
она может? Ну, подумай ты сам, какая из нее мачеха?!
- А моей дочери, мамаша, не мачеха нужна, а мать...- Павел размял в
пальцах папиросу, закурил неумело. - У законных моих детей все имеется: и
отец, и мать, и бабушка, и дом родной! А у... той никого. Я один. Что же
касается Александры, так ей не семнадцать лет и не настолько она глупая, как
некоторые считают. Вы, мамаша, не обижайтесь, разве не из-за вас ее до
двадцати пяти лет все Шуркой кличут? Вся причина в том, что не своим умом
она живет, а вашим. Кто ей внушил, что учиться она неспособная? Почему она
работать не идет? "На ферме, в навозе копаться или уборщицей чужую грязь
выворачивать за гроши..." Чьи это слова? А кто ей в голову вбивал, что
замужней в комсомоле состоять не пристало? Подушки дурацкие вышивать - хоть